Нассау

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Нассау » Морские байки » Страшные истории в канун дня Всех Святых


Страшные истории в канун дня Всех Святых

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Делимся страшными историями в Хэллоуин и незадолго до него.

Формат: от 1000 знаков, коротенькая история - сказка, байка, рассказ, от первого или третьего лица.
Главное, чтобы история была страшной, желательно с мистическим уклоном, и желательно иметь отношение к морю, кораблям, пиратам - или хотя бы относиться примерно к "нашему" времени.
Например, это может быть история о встрече с кракеном, или история о таинственной гибели отряда в джунглях, или о встрече с кораблем-призраком, или о русалке, о предсказании старухи моряку и мистических событиях после этого в его жизни... все ограничено только временными рамками условно-нашего века (вторая половина XVII - начало XVIII) и вашей фантазией.

http://molempire.com/wp-content/uploads/2011/10/Scary_Halloween_Pumpkin_by_TitanaCrotu.jpg

+1

2

А в каком формате?

0

3

Макс
Сейчас дополню верхний пост. Спасибо за вопрос!

0

4

Рассказ под Хэллоуин? Всякие духи-призраки, да? Ну, знаю я байку о призраке, охранявшем клад... но кого этим испугаешь? Нас, просоленную матросню? Да мы сами из кого угодно призрака сделаем!
Нет, я про то, что действительно страшно...
Говорила мне гадалка Геката, что в пятый день творения создал господь тварей небесных и морских. (Везде-то она была, сука старая, всё-то она видела, всё-то помнит!) Захотел и дьявол умение испытать. Он тогда еще против бога мятеж не поднял, но дерьма в натуре у него уже хватало. И создал он тварь. Одну-единственную. Но нам, матросам,  этого хватает, чтобы костерить дьявола большим и малым морским загибом до тех пор, пока на свете существуют океаны и по ним ходят корабли. Уж так нам встали поперек жизни потомки той дьяволовой твари!
Ну, парни уже поняли, о чем я. Конечно, об акулах.
Что призраки? Туман! А вот когда догорали на волнах обломки шхуны «Нож на Испанию»... когда уходили на шлюпке те, кому удалось спастись... когда сгущался вокруг сумрак – наша последняя надежда... Не об испанцах с их пушками думали мы тогда, а о скользящих вокруг треугольных плавниках. Когда я налегал на весло – а оно задевало под водой что-то плотное... или когда днище шлюпки что-то крепко толкало снизу... вот тогда самые отъявленные безбожники припоминали «Отче наш».
И если бы в этот миг к нам через борт шагнул из ночи скелет в треуголке и с абордажной саблей, мы бы сказали ему: «Осторожно, дурак, не раскачивай шлюпку, перевернется же!..»
Сколько существуют корабли и моряки, столько и слагаются истории об акулах. Об акулах-оборотнях. Об акулах, что чуют и ждут крушение корабля. Об акулах, которых колдуны насылают на рыбачьи лодки. Об акулах, в которых превращаются души утонувших пиратов... вот уж чего не хотелось бы.
А уж сколько ходит баек про содержимое акульих желудков! Вам расскажут, как свихнулся испанец Хорхе Домингес, боцман «Санта-Розы», когда потрошил на палубе акулу – и нашел в брюхе серебряный крест, на оборотной стороне которого ножом было вырезано: «Эберардо». Этот крест он купил сыну-моряку, когда провожал юношу в первый рейс. И имя на кресте написал, чтобы ангелы господни не забыли, кого им надо хранить. Боцман зажал крест в руке – и махнул за борт, туда, где кругами ходили товарки пойманной акулы...
Еще я слышал, как француз Пьер Жуайёз нашел в акульем пузе костяную коробочку, в которой оказалась целехонькая колода карт. Сколько Жуайёз ни играл той колодой – всегда выигрывал... Но я так думаю, что был он просто шулер, а акулу приплел, чтоб не побили.
Но расскажу я вам не то, что слышал от других, а то, что видел сам. Расскажу про Сола Хьюза... Заткнись, Чертяка Хэтч! Да, я знаю, что ты помнишь Сола Хьюза, но если будешь меня перебивать – получишь в глаз. Кстати, джентльмены, это ко всем относится.
Храбрый моряк был Сол Хьюз. Высоченный, рыжий, плечистый. В кабацкой драке орудовал лихо, как будто в абордажной команде, а на абордаж шел легко и весело, как в кабак.
А только был и у бравого пирата свой страх. И я видел, как этот страх родился.
Разнесли мы как-то маленькое испанское поселение на Санто-Доминго... не поселение даже, так, деревушка, на большее у «Ножа на Испанию» клыков бы не хватило. Жители вовремя ушли вглубь острова, мы их преследовать не стали, принялись грабить дома. Нам досталось в основном съестное – маис да бананы. Но мы за этим и пришли, сокровищ не искали. Мы как раз подъели запасы, сидели почитай что на одной рыбе.
Как я уже сказал, деревня досталась нам без драки, капитан на радостях запретил жечь дома. Но в одном домишке все-таки обнаружилась молодая женщина, которая забилась за сундук, пыталась спрятаться. Индианка. Может, служанка, может, жена кого-то из поселенцев. Вытащил ее из-за сундука Сол Хьюз и в азарте попытался тут же опрокинуть на сундук. Но индианка защищалась, да так яростно, что прокусила Солу запястье. Тот взвыл, отшвырнул девчонку. Упала она и ударилась виском об угол сундука.
Я рядом был. Еще, помню: нагнулся, посмотрел – жива ли? Какое там... ей череп проломило.
Одна покойница – это деревня легко отделалась. Собрали мы мешки с маисом, ром нам подвернулся – совсем хорошо. И потащили добычу по крутой узкой тропинке к морю. Погрузили добро в шлюпки, уже собрались сталкивать их в воду... как вдруг слышим сверху, с кручи, женский крик.
Глянули мы наверх... спаси нас, Мария-дева! Стоит среди кустов та индианка, рукой на Сола указывает и что-то кричит. Не по-испански кричит – на своем родном языке... Проговорила что-то – и рухнула наземь.
Мы с Солом переглянулись – и бегом по тропинке наверх. Вот не буду привирать, на бегу я крестился. Кажется, даже молитву бормотал.
Лежит. Мертвая. Конечно, для меня индианки все на одно лицо, но эту я узнал не по платью, красному с желтыми лентами, а по пробитому виску.
– Как же так, старина? – бормочу я. – Она же еще в деревне покойницей была... я же ей пульс щупал...
Хьюз на меня зыркнул исподлобья:
– Значит, плохо щупал. Значит, живая она была, только без сознания. Очнулась, за нами потащилась. Сам знаешь: перед смертью у людей еще и не такие силы появляются. Прокричала чего-то – и вконец померла.
Прозвучало это разумно. Сам бы поверил, если бы там, в деревне, не держал в своей руке мертвую женскую руку.
А был среди нас метис Хорхе, по прозвищу Кайман. И приметил я, что, пока мы гребли, он всё на берег озирался да по сторонам поглядывал. А чего поглядывать-то? Море спокойное, сиди да греби.
Ладно. Вернулись мы на борт шхуны. Беру я метиса за грудки и говорю:
– Ты, Кайман, понял, о чем та баба кричала. И не вздумай отпираться. И ты нам сейчас всё переведешь.
Парень было заартачился, но в команде не я один был такой любопытный. Нажали мы на Каймана – он и рассказал, что женщина перед смертью призвала праматерь всех акул подняться из бездонных глубин и покарать убийцу. И на Сола указывала.
Сол заорал, что акул он жрал во всяком виде, и сырыми даже, и что плевал он и на этих рыбок, и на их праматерь, и на их прабабку...
Но тут уж мы на него хором рявкнули: «Заткнись!» Этак хорохориться можно на берегу. А в море не стоит дразнить глубинную нечисть.
Прошло немного времени, и приметили мы, что Хьюз изменился. В драке все тот же герой, а разговаривать стал меньше. Всё думал о чем-то. И еще ему снились акулы. Мы это точно знали, потому что он во сне орал на всю шхуну, да так, что все поначалу сбегались на вопли. А потом привыкли, только говорили: «Опять Сола акула дерет...»
Закончилось это на Ямайке, дивной теплой ночью... Нет, вечер-то мы начали, как нормальные люди, в кабаке. А потом кому-то из нашей компании пришла в голову мысль – уйти из табачного дыма на бережок, прихватив с собой рому и закусок. Поваляться на песочке, слушая крики попугаев и шум прибоя. Дурацкая, кстати, затея: что мы, волн не слышали?.. Эй, Чертяка Хэтч, не помнишь, кто из нас додумался тащиться на ночной берег?..
Как – я?! А... ну, может быть, я. Кстати, хорошая была идея. Что мы, пьяных воплей не слышали? А там, на берегу... До сих пор помню запахи кампешевого дерева и ночных цветов. А небо опустилось низко-низко, чтобы мы разглядели поближе каждую из огромных звезд. А такого белого-белого песка я не видел нигде, кроме Ямайки.
Кроме нас с Хэтчем, были там Фрэнки-марсовый, Том Скотт и Сол Хьюз. Сначала искупались... ну, побарахтались, там толком не поплаваешь, мелководье тянется далеко. Вчетвером купались, Сол остался на берегу. Потом снова напали на ром и понемногу начали засыпать вокруг бочонка. Вскоре не спали только двое: Сол, который вообще пьянел медленно, и я, потому что рассказывал какую-то историю и выпил меньше других. Тогда-то Сол, прервав мой рассказ, заявил, что хочет уйти со шхуны. Куда податься – еще не решил, но с морем собирается завязать.
Я удивился, хотел было с ним заспорить... но тут появилась она.
Маленькие босые ножки по щиколотку тонули в песке. Черты лица африканские, но кожа светлая... квартеронка, наверное. Красное платье приспущено с узких плеч, копна мелко вьющихся черных волос схвачена красной головной повязкой.
Белозубо улыбнулась и спросила:
– Не скучно ли джентльменам?
Я только собрался произнести витиеватый и красивый ответ, как Хьюз уже вскочил на ноги и заявил, что не будет скучно, если удастся такую красотку уложить на спину.
Она засмеялась и сказала:
– А почему бы и не лечь на спину для мужчины, который меня догонит?
И побежала по пляжу – легко, но не очень быстро.
Хьюз рванул следом. Обычно он бегал хорошо, но в ту ночь  порядком нагрузился ромом. А она не убегала далеко, оборачивалась, дразнила его улыбкой. И вбежала в море – на мелководье, до колен.
Хьюз замешкался на границе моря и земли, но она снова расхохоталась – и он, как бык, рванулся в прибой. Догнал ее, подхватил на руки, закружил, снова поставил на ноги и обнял.
Теперь она стояла спиной ко мне – и я со страхом увидел, что вместо копны мелких коротких кудряшек по ее плечам и спине бегут длинные прямые волосы, заплетенные в две косы, как носят индианки.
Я вскочил на ноги.
И тут Хьюз закричал.
А я... не знаю, что случилось с моим зрением, но перед глазами все изменилось. Я стоял на утесе, глядел вниз, а внизу был ад. Только вместо языков пламени там ходили седые бешеные волны, клокотали, завивались в кошмарный водоворот. Хьюз плыл, изо всех сил стараясь не дать волнам затянуть себя в воронку, а рядом неподвижно завис плавник, острый, как абордажная сабля. Вот плавник нырнул...
«Она ложится на спину!» – потрясенно понял я...
И все исчезло.
Когда мы проснулись, было утро. В мелких волнах на песке лежал Сол Хьюз, и мертвое лицо его было искажено запредельным ужасом.
Эти придурки – да-да, Чертяка, и ты в их числе – решили, что Сол полез купаться и спьяну утонул на мелководье. А мне, мол, всё примерещилось, потому что пить не умею.
Но я знаю то, что я знаю. И да хранит господь всех, кто ходит зыбкими путями над вечной бездной, от хищных дьявольских творений!

Отредактировано Улисс (2016-10-30 21:33:42)

+7

5

Это было... дайте-ка припомнить, ребята... это было осенью, дождливым осенним днем, когда с самого утра ничего не хочется, только выпить да посидеть у огня, и огонь в очагах горит с того же утра и до самой поздней ночи, пока последний из обитателей дома не ляжет спать. Знаете вы это небо, что давит синевато-серым темным пузом на крыши и верхушки деревьев, и на голову давит, душит, вбивает в землю, а на душе тоскливо, хоть в петлю лезь. Словно все краски из мира выпиты, стерты, остались только серые тени и зыбкие контуры, изменяющиеся, что ни миг. Да грязь, грязь повсюду. Дороги превращаются в раскисшие болота, и невмочь идти: с каждым шагом тянешь на сапогах по громадному кому глины...
Не спасают ни промасленные плащи, ни самые лучшие сапоги - только сидение дома, только взгляд в огонь, кружка горячего грога и тлеющий табачок в трубке. Время поворота на зиму, друзья... Впрочем, я не о том собирался рассказать.

В тот вечер мы сидели с моим давним приятелем у огня и беседовали, помнится, о преимуществах испанских клинков над французскими, когда сильный порыв ветра бросил горячую золу и мелкие угольки из очага на пол. Приятель мой кликнул прислугу, но мне тогда показалось, что в клубах дыма промелькнуло лицо - знакомое и незнакомое одновременно, печальное лицо очень красивой девушки с черными, как ночь, глазами. Но в тех глазах мелькнул алый огонек и я вскрикнул, отшатнулся, а когда снова рискнул посмотреть, только дым был в комнате. Мой приятель хохотнул:
- Увидели призрака, Марлоу? - и вскоре мы смеялись уже вдвоем, хотя, должен сказать, я то и дело оглядывался. Но вскоре успокоился и даже задремал: беседа угасла сама собой, трубки погасли и были тщательно выбиты, почищены и отложены в сторону.
Проснулся я посреди ночи, от холода. В комнате пахло морем, но не открытым простором и ветром, а береговой тоской - знаете этот запах гниющих водорослей, перебивающий свежесть моря? Я тонул в этом запахе, задыхался, что-то тяжелое давило на грудь, вытягивало из меня все, чем я жил: любовь, стихи, радость. Само слово "радость" становилось чем-то далеким и потерянным, будто я блуждал в тумане и все вокруг соткано из белых полупрозрачных щупалец, отрезающих меня от мира живых. Собрав все силы, я поднял руку - и к ужасу своему увидел, что плоть с нее падает кусками, обнажая кости.
Смех прорезал глухую тишину. Звонкий девичий смех, казавшийся здесь и сейчас вестником беды. Ему вторил мужской, грубый гогот, он множился, делился, и вскоре мрак вокруг меня хохотал, сводя с ума - и наступившая тишина оглушила меня. Огонек вспыхнул сам собой, опустился на свечу и она загорелась, теплым этим светом возвращая надежду. Первым делом я посмотрел на свои руки, почти ожидая увидеть лишь полусгнившие кости, но нет - это снова был живой я.
Шаги были чуть слышны, более похожи на шорох поземки, такие же легкие и призрачные. Я не оборачивался, я боялся отвести взгляд от огня, но она встала напротив. Приподнялась на цыпочки и легко поцеловала меня в лоб.
И я увидел. Я увидел далекий берег, гниющие на берегу водоросли, разрушенную временем лодку на песке, с глубоко вырезанным на борту названием - едва различимым уже, но все же различимым - Лусия. Я увидел женщину, согнутую временем, кутающуюся в заплатанную цветастую шаль, неотрывно глядящую в море. Каждый закат, если небо чистое, в падающем за воду солнечном диске видит она лицо того, кто ушел в море и не вернулся. И увидел потом пустынный берег и кости на нем, укрытые в истлевшую, когда-то расшитую диковинными цветами шаль...
Свеча погасла. Шум прибоя наполнил комнату, моя рубашка промокла от соленых брызг.
- Моя судьба станет твоей судьбой, - прошелестел голос. - И я обрету покой.

Я проснулся на полу, замерзший и промокший: окно было распахнуто, дождь беспрепятственно проникал в комнату, заносимый ветром, и промочил мою одежду насквозь. Еще только едва светало, но в это время светает поздно, а часы остановились - должно быть, я забыл вчера завести их, увлеченный грогом и беседой.
Умывшись, я спустился вниз, мой приятель уже был там и завтракал, жестом предложив мне присоединиться. Ночной кошмар теперь казался мне любопытным, но рассказывать о нем отчего-то не хотелось, и вскоре мы уже весело смеялись, а днем я выехал обратно к себе, забыл обо всем, как обычно и забываются дурные сны.

Через три дня прибыл слуга. Он привез мне от моего приятеля пару книг - я просил его о них, лишенный привычной мне библиотеки, а библиотека Тринити-колледжа не содержала подобных фривольных изданий. Вместе с книгами слуга передал мне пакет с запиской от моего приятеля: "Ты оставил это на кровати, дружище. Должно быть, памятная для тебя вещица, поэтому я взял на себя смелость ее тебе вернуть".
Не знаю, почему, но я похолодел, сердце сдавило черной тоской, беспросветной, безнадежной. Как в моем кошмаре, запахло гнилыми водорослями, я рванул бечевку, стягивавшую пакет, и на пол упала заплатанная, некогда расшитая яркими цветами черная шелковая шаль.

+4

6

– Что, парни опять к камбузу притащились? – приветствовал Улисс собравшихся вокруг моряков. В темных глазах кока плясали веселые искорки. – Историю вам рассказать?.. Ах, не историю тебе, Чертяка Хэтч, а окорока отрезать? Обойдешься! А ты, Рваный Бок, старина, все на свои кости жалуешься?.. Ломят? С чего бы это?.. Что-о? Какой еще туман? Ах, сейчас... ну, разве же это туман? Ты бы лучше не поминал его, туман-то, да еще и аккурат под Хэллоуин! Туман, брат, такой бывает, что храни нас господь и все святые... Слыхали небось, на какую беду нарвались Терье и Мерль со шхуны "Марсельская красотка"?
Хор грубых веселых голосов ответил коку, что про беду эту никто не слыхал - и чтоб парень не тянул морского черта за хвост, а рассказывал поскорее.
– Можно и рассказать, – изобразил Улисс неохотное согласие (хотя ему и самому хотелось почесать языком). – Антуан Терье был капитаном "Марсельской красотки", а Мерль у него штурманом ходил. Шхуна была небольшая, гуляла себе от острова к острову. Терье с туземцами торговал – ну, знаете, как оно делается: ты им бусы да зеркальца, они тебе трюм кокосовой копрой набьют или шкур натащат...
И вот на одном острове вышла у них осечка. Выполз на берег старый шаман, начал соплеменников проклинать: мол, только подлые предатели торгуют с белым человеком, а надо незваных гостей копьями закидать во славу богов Таринарги и Маугану...
Ну, Терье – бродяга тертый. Он с шаманом и разговаривать не стал. Вытащил из-за пояса пистолет да разрядил старику в грудь. Дикари разбежались, шамана раненого утащили с собой.
Видит Терье – торговли тут не будет. Ладно, думает, завтра воды наберем да и уйдем.
Стоят они на рейде у острова и слушают, как по всему острову, от берега до берега, переговариваются индейские барабаны.
И вдруг в барабанный бой вплелся человеческий голос. Кто-то с берега орет, окликает матросов. Терье вышел на борт, послушал да и ушел. Мол, кому мы нужны, те и до завтра подождут.
Но индеец настырным оказался. В море прыгнул, до шхуны доплыл, криком кричит – на борт просится. Не утерпел Терье, любопытно ему стало. Велел вытащить горластого краснокожего.
Глядят матросы – а это мальчишка-подросток. Смотрит смело и говорит, что его послал шаман. Мол, старик помирает – и просит прийти к нему белого человека, великого воина, владыку огня и железа. Хочет, мол, перед смертью открыть своему победителю великую тайну.
Кто другой бы не пошел, а Терье такой парень был – сошел на берег, одного только штурмана Мерля с собой прихватил, а команде велел на всякий случай быть начеку и, если что, бежать на выстрелы.
Что?.. Да, Чертяка Хэтч, так  ночью и пошел. Знаешь, не хотел бы я плавать с таким капитаном. Есть такие люди - нарываются на приключения, где можно и где нельзя. Смелость смелостью, но и мозги, знаешь ли, для капитана не лишние...
А только на берегу обошлось без стрельбы. Шаман и впрямь при смерти был. Лежит на куче листьев, глаза уже закатывает. И говорит капитану: мол, только перед смертью понял, как велик и непобедим белый человек. Именно к нему и добры боги Таринарги и Маугану. Белый человек достоин великой тайны богов, которую шаман не хочет унести на Поля Счастливой Охоты. Мол, на восход солнца отсюда есть островок с бухтой, похожей на крокодилью пасть. В сердце у островка есть скала с пещерой, а в брюхе у той пещеры...
Не договорил шаман – на полуслове умер.
Вернулись Терье и Мерль на борт. Капитан велел штурману не говорить никому о последних словах шамана. Снялся с якоря и пошел на восток.
Островок быстро нашли. И бухта сыскалась – точь-в-точь пасть крокодила с острыми скалами вместо клыков. Пристать к берегу было нельзя. Велел Терье спустить шлюпку. Вместе со штурманом высадился на берег, велел гребцам себя ждать – и отправились два француза искать скалу.
Островок был крохотный, порос кокосовыми пальмами. А скала всего одна - словно коготь, угрожающе направленный в небо. Прошли сквозь рощицу, нашли вход в пещеру. Вроде как небольшая пещерка, и от входа видно, что ничего там нет.
«Ну и хвала всевышнему, – говорит Мерль. – Пошли отсюда, капитан!»
«Погоди, – отвечает ему Терье. – Ты рукой потрогай...»
И впрямь, вход в пещеру словно стеклом залит. И нет ничего – а не войдешь, что-то твердое не пускает...
«Это вход в ад, – затрясся Мерль. – Сам подумай, капитан: стал бы нам тот шаман рассказывать про что путное? Уходим, а?»
Но Терье поднял свою абордажную саблю и с маху ударил по невидимой преграде.
Раздался низкий гул, словно капитан саданул по бронзовому колоколу. А ответил гулу далекий стон, да такой тяжкий и горький, что у моряков дух перехватило.
Не трусом был Мерль: и с туземцами рубиться приходилось, и под носом у пиратов через узкие проливы пробирался – а тут ноги сами прочь понесли.
Недалеко отбежал моряк: сообразил, что капитана бросил. Обернулся и видит: возле пещерки туман вьется, белесый, с перламутровым отливом. Полосы змеями вздымаются, норовят окутать Терье. Капитан в этот туман разрядил оба пистолета, а теперь шаг за шагом отступает, саблей машет.
Смекнул Мерль, что напоролись они на что-то такое, что пулей не возьмешь.
«Капитан! – закричал он. – Давай сюда, на пальму лезем! Может, отсидимся!»
Вскарабкался на пальму, вниз глядит. Терье его услышал, бросил саблю и тоже к дереву кинулся. Да не повезло ему – споткнулся. А туман пеленой его укрыл.
Мерль потом Олимпом клялся, что никогда ему не доводилось слышать такого страшного голоса, как тот, что донесся из тумана. Терье кричал так, словно его заживо на части рвали... может, оно так и было. Да недолго кричал капитан. Затих.
А туман поплыл к дереву, на котором сидел Мерль. Поднялся почти до башмаков. Бедняга уже и святым не молился, только слушал свое сердце, как оно в груди колотится.
А туман осел к земле, как оседает весной подтаявший сугроб, и пополз меж деревьев туда, где капитан и штурман оставили шлюпку с двумя гребцами. И штурман не удивился, когда услышал от берега предсмертные крики.
И хотелось ему слезть, да руки как в ветви вцепились, так и не разгибались. Так и сидел, так и глядел сверху, как по морской глади заструились белесые полосы, как поползли они вверх по борту «Марсельской красотки», что мирно, не ожидая беды, покачивалась себе на якоре... А что на борту творилось - того Мерль не видел: далеко было, да и застил ему взор солнечный свет и слезы...
А потом проклятый туман снова белым комом соскользнул на воду. Мерль уже к смерти приготовился: вернется, мразь, на остров, разыщет человека... Но гигантский белый ком, похожий издали на облако, расстелился по воде и заскользил прочь...
Когда он скрылся за горизонтом, штурман слез с дерева и заковылял к тому месту, где упал злосчастный Терье.
Не так уж много от капитана осталось: клочья одежды да ободранные кости. Не обглоданные – Мерль не видел следов зубов – а словно кто-то мясо со скелета полосами сдирал...
Мерль даже хоронить останки капитана не смог. Сил не было. Заковылял к шлюпке. Она оказалась там же, на месте. Дно кровью залито, матросов не видно. Глянул Мерль с берега: вода прозрачная, спокойная, на дне каждую песчинку видно... и два черепа на него снизу скалятся.
Вернулся штурман на корабль. Трап еще не убран был, он по трапу на палубу взобрался. А на палубе – словно племя людоедов погуляло. Кровь, голые кости, ни одной живой души...
Когда Мерля кто-то по имени окликнул, он чуть за борт не сиганул: решил, что с ним мертвецы заговорили. Но это оказался мальчишка-юнга по кличке Медный Нос. Паренек нес вахту в «вороньем гнезде» на верхушке мачты, оттого и жив остался. Не дотянулся до него туман...
Штурман с юнгой вдвоем кое-как паруса поставили да пошли прочь...
А только с тех пор стали в этих водах корабли пропадать. Про «Стремительного» слыхали? А про «Санта-Хуану»? Куда они делись, а?.. Чего-о? Ты, Роб, говоришь, «Санта-Хуану» на абордаж брал и ко дну пустил?! Ну, раз ты такой умный да бывалый, то чего я стараюсь, рассказываю для тебя?.. Иди-иди от моего камбуза...

Отредактировано Улисс (2018-07-13 22:32:59)

+4


Вы здесь » Нассау » Морские байки » Страшные истории в канун дня Всех Святых


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно