Нассау |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Нассау » Старый Свет » О светлый город Вифлеем...
Действующие лица: Монтагю Мак-Вильямс и НПС Алан Камминг, затем Альфред Гамильтон (НПС) и Томас Гамильтон
Время: предыстория - поздняя осень 1705 года
Место: Лондон: клуб «Аполлон», затем лечебница Бедлам.
Спойлер: семейные тайны и случайные свидетели
из цикла Уильяма Хогарта "Карьера мота", 1735 год
Бедлам
[ava]http://sg.uploads.ru/KvcD3.jpg[/ava]
Отредактировано Монтагю Мак-Вильямс (2016-10-20 07:13:37)
Промозглый субботний вечер мало чем отличался от любого другого из своих ноябрьских собратьев. Лондон, этот город греха и огромный Ноев ковчег, медленно, но верно тонул во тьме и сточных водах. Снаружи все было пропитано влагой и отвратительными испарениями, смешанными с угольной копотью от каминных и печных труб, но внутри таверны Дьявола было сухо и жарко, словно в преисподней, но при этом несравненно чище и светлее. Несмотря на это, посетителей почти не было. Впрочем, правильнее было бы назвать их не посетителями, а клубными завсегдатаями, ибо под гостеприимной крышей таверны нашел пристанище клуб «Аполлон», основанный лет сто назад одним из тех лондонских эпикурейцев, которые всем прочим занятиям предпочитали веселую пирушку с друзьями и жаркие соития с не слишком привередливыми дамами. Монтагю Мак-Вильямс, расположившийся в кресле на безопасном расстоянии от пылающего очага, наслаждался преимуществами, которые давало ему звание «гостя». Он не был постоянным членом клуба, но навещал почтенное собрание всякий раз, когда возвращался в Лондон после одного из приватирских рейдов. Давно миновали те дни, когда нимфы, прислуживавшие в «Аполлоне», подавали гостям кружки с подкисшим вином – времена изменились, а вместе с ними изменилось и качество напитков. Но Мак-Вильямса не слишком заботило содержимое его стакана: сделав один глоток, он пристроил стакан на колене, придерживая его двумя пальцами, и от нечего делать принялся перечитывать Правила клуба, начертанные золотыми буквами на большой черной доске, висевшей над очагом.
- Мак-Вильямс! – высокий визгливый голос, который равно мог принадлежать уличному оборванцу или торговке рыбой, оторвал его от созерцания рифмованных строк, вышедших из-под бойкого пера Бена Джонсона. Монтагю обернулся и увидел Алана Камминга, бастарда третьего лорда Дигби. Как это часто бывает, греховный плод был любим отцом больше законных наследников, несмотря на свои явные и скрытые изъяны, и свободно черпал из неистощимого кошелька родителя. Высокий и тощий, Алан Каммминг одевался и вел себя подобно стареющей кокетке, и так же густо белил и румянил свое изможденное лицо и сурьмил густые брови.
Мак-Вильямс молча поднял свой стакан с виски в знак приветствия, испытывая крайнюю досаду на судьбу, подкинувшую ему в этот вечер подобного компаньона. Женоподобный и неуравновешенный Камминг не вызывал у него никаких чувств, кроме брезгливого пренебрежения, и он уже искал предлог, который позволил бы ему вежливо откланяться после обмена несколькими ничего не значащими фразами.
- Мак-Вильямс, - понизив тон на пол-октавы, повторил Камминг и рухнул в соседнее кресло, закрыв лицо руками, но при этом поглядывая на собеседника сквозь раздвинутые пальцы. Поскольку тот продолжал молчать, он отнял руки от лица и трагическим шепотом произнес:
- Несчастье! Ужасная трагедия! Но к чему я вам это говорю: вы же не знаете, где я только что побывал...
- Позвольте, я угадаю? – прервал молчание Монтагю, - Вы были либо на Стрэнде, либо на Крипплгейт. А впрочем, с равной вероятностью обрывали лепестки ромашек на полях Бишопсгейта.
Камминг по-старушечьи поджал тонкие губы, щедро намазанные кармином, и ядовито заметил:
- Если вы хотели поразить меня подобной проницательностью, вам это не удалось. Зная о ваших вкусах, я удивлен лишь тем, что не встретил вас ни в одном из перечисленных мест! Но вы правы: я был в Бишопсгейте, в доме графини, и узнал от нее ошеломляющую новость, которая вас наверняка заинтересует.
Новости, которые разносил по Лондону сплетник Камминг, обычно не стоили и выеденного яйца, но Монтагю тем не менее изобразил на лице заинтересованное удивление и спросил:
- Упомянутая вами трагедия постигла кого-то из подруг или, упаси господи, служанок графини? Одну из ее милашек Молли, не так ли?
Камминг ополовинил бокал, услужливо поднесенный слугой.
- Не Молли... Сегодня утром лорд Гамильтон поместил в Бедлам своего сына Томаса. Официальная версия такова, что Томми...Томас давно страдал от приступов черной меланхолии и что его состояние в последние недели ухудшилось настолько, что лорд был вынужден прибегнуть к радикальным мерам ради его же блага. Но вы же понимаете, Мак-Вильямс, дело совсем в другом!
Голос его снова сорвался на визг. Двумя судорожными глотками он разделался с остатками ирландского зелья и мрачно уставился на огонь, продолжая сжимать длинными тонкими пальцами опустевший стакан.
Монтагю, пропустив мимо ушей ядовитое замечание Камминга, прикоснулся к кружевной манжете его камзола, испытывая несвойственную себе смесь сочувствия и желания утешить:
- Успокойтесь, Алан: я уверен, что это всего-навсего утка, одна из тех грязных сплетен, которые распускают политические противники молодого Гамильтона.
Камминг повернул к нему лицо, в его черных глазах застыли слезы:
- Нет, это не сплетня: один из друзей графини был сегодня в лечебнице – вы же знаете, что туда свободно пускают посетителей, - и узнал эту ужасную новость от эконома. Мне страшно, Мак-Вильямс... Признайтесь: вам тоже!
Просьба к читателям не делать далеко идущих и глубоко печальных выводов о степени знакомства Алана Камминга с Томасом Гамильтоном.
Все пояснения в теме Историческая справка к эпизоду "О светлый город Вифлеем"
[ava]http://sg.uploads.ru/KvcD3.jpg[/ava]
Отредактировано Монтагю Мак-Вильямс (2016-10-20 07:28:22)
- Я не боюсь, Алан.
Монтагю огляделся и, убедившись в том, что в гостиной клуба не было никого, кроме них с Каммингом, расслабился и поудобнее расположился в кресле. Он не был знаком с Томасом Гамильтоном лично, но, как все в их тесном кругу, слышал о лорде как хорошее, так и не слишком. Единственный сын лорда-наместника Багамских островов, подающий надежды политик, образованный и остроумный; а также либертин и содомит, неудачно пытавшийся прикрыть свою истинную натуру наличием молодой и красивой жены, не имевшей недостатка в поклонниках. Детей у пары не было, что косвенно подтверждало факт о том, что простыни на супружеской постели большую часть времени, а то и всегда оставались несмятыми. Но какое ему было дело до Томаса Гамильтона? Ровным счетом никакого, и страхи Камминга были ему тоже непонятны.
- Вы знаете, Алан, что наш справедливый английский суд обвиняет подозреваемого в акте мужеложества лишь на основании единственной и неопровержимой улики: если он был пойман с поличным во время оного акта. Все остальное, - спущенные не вовремя штаны и даже нескромные прикосновения на виду у дюжины свидетелей, - грозит разве что общественным порицанием и подмоченной репутацией. В противном случае половина донов Оксфорда и Кембриджа уже скакали бы на трехногой лошадке. Надо осмотрительнее выбирать себе Молли и не встречаться с выбранной дамой в домах терпимости, куда время от времени заглядывают с проверками поборники нравственности и морали. Давайте посмотрим на случай с Гамильтоном под другим углом: я слышал, что он женат на одной из самых красивых и умных женщин Лондона. Возможно, его жене надоели одинокие ночи и она решила избавиться от мужа-содомита самым приемлемым путем из всех возможных? Откровенно говоря, Гамильтону крупно повезло: другая на ее месте мало-помалу свела бы его на тот свет небольшими, но действенными дозами мышьяка либо сговорилась бы со своим любовником с тем, чтобы он затеял ссору с ее благоверным и вызвал его на дуэль. Я не слышал о том, что Гамильтон славится обращением с оружием, будь то шпага или пистолет. А в Бедламе ему не грозит ничего, кроме помощи одного из самых гуманных эскулапов нашего времени, Эдварда Тайсона
[ava]http://sg.uploads.ru/KvcD3.jpg[/ava]
Отредактировано Монтагю Мак-Вильямс (2016-10-22 18:09:00)
Камминг бросил на адвоката дьявола укоризненный взгляд:
- Я ведь вам сказал, что в лечебницу Томми упрятал его отец, а вовсе не леди Гамильтон.
Монтагю пожал плечами:
- Вам стало известно об этом из третьих рук, а как все было на самом деле, мы пока не знаем. Хотите, завтра утром отправимся в Бедлам и порасспрашиваем служителей лечебницы? Заодно проверим, действительно ли там находится ваш знакомый. Может быть, туда попал его кузен-однофамилец или какой-нибудь самозванец?
Усмешка, промелькнувшая на его лице, должна была дать понять Каммингу, что он иронизирует насчет однофамильцев, однако тому было не до шуток. Нервно оправляя манжеты, он спросил:
- Вы серьезно, Мак-Вильямс? Я бы под страхом смерти не сунулся в это место в одиночку, но с вами, пожалуй, схожу. И если мы обнаружим там Томми, возможно, у нас будет возможность как-то облегчить его положение? Приятель графини рассказал мне, что условия в лечебнице ужасающие: солома, на которой спят лунатики, грязнее и гаже, чем в самой захудалой конюшне.
Он скривился и снова прижал дрожащие пальцы к лицу. Монтагю встал, не желая продолжать разговор, становившийся все более тягостным и беспредметным: он был человеком действия, а не пустословия.
- Завтра в одиннадцать утра буду ждать вас у Мургейтских ворот. И захватите с собой побольше запасных платков, Алан.
Он был более чем уверен, что завтра утром Каммингу понадобятся обширные запасы тонкого голландского полотна, чтобы промокать потоки горьких слез, а также спасать при помощи этой ненадежной преграды свой аристократический нос от зловония полутора сотен немытых тел, населяющих Бедлам.
[ava]http://sg.uploads.ru/KvcD3.jpg[/ava]
Отредактировано Монтагю Мак-Вильямс (2016-10-25 09:27:21)
Это должно было стать уроком, который сын запомнит и впредь будет вести себя почтительней с отцом. Напоминанием, что не все позволено.
Это стало началом новой эпохи, перерождением. Старый Томас Гамильтон умер, войдя в мрачную обитель лишенных разума, и родился новый Томас Гамильтон, ничуть не похожий на того прежнего. Новый Томас был готов примириться - внешне - с отцом. Старику осталось недолго, к чему ссоры? Миранда и Джеймс... чем они могли бы ему помочь?
Завывания безумцев не замолкали, начинал скулить один и тут же присоединялся кто-то еще. Сумасшедшие и просто преданные близкими, безликие, грязные, они вскоре становились все на одно лицо. Томас не был уверен, что он сумеет отличить друг от друга даже тех, кого видел ежедневно. Пусть отдельная камера... комната? Помещение? Камера, это просто камера - но все одно Гамильтон видел своих товарищей по несчастью и ужасался: не их судьбе, но своей грядущей.
Спасаясь от безумия, которое, казалось, пропитало сами стены, Томас создавал в уме всевозможные планы, схемы своей жизни, если удастся выбраться. Учитывая все, что мог учитывать и набрасывая непредвиденные факторы. Придется идти по головам, но когда и где было иначе? Голов больше не было жаль.
Рубашка засалилась на воротнике, и это доставляло Томасу едва ли не наибольший дискомфорт после воплей, не позволявших выспаться. Усевшись поудобнее, насколько позволяли условия, Томас привалился спиной к стене, закрыл глаза и в который раз рассчитывал, каким путем ему следует идти, чтобы выстроить свою жизнь наилучшим образом.
[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Утро воскресенья выдалось холодным и мрачным. Монтагю к одиннадцати часам уже успел проснуться, умыться, одеться, навестить цирюльника и даже позавтракать в одной из харчевен Мурфилда, и теперь нетерпеливо мерил шагами небольшой пятачок земли у Мургейтских ворот, гадая, насколько опоздает Алан Камминг: если старый лорд Дигби вставал не ранее десяти утра, то его незаконнорожденный отпрыск мог проспать до полудня, а то и дольше.
- Мак-Вильямс! Я не опоздал? Я так боялся проспать, что всю ночь глаз не сомкнул: забылся лишь к утру, а когда проснулся, моя подушка была мокрой от слез!
Появившийся ниоткуда Камминг и вправду выглядел как человек, измученный бессонницей: красные глаза, воспаленные веки, землистый цвет лица, не укрытого под слоем белил, и беспокойные движения рук выдавали внутреннее напряжение, снедавшее их обладателя.
- Доброе утро, Алан! Вы точны, как Джек Бландиферс, и столь же нарядны, - отшутился Монтагю, сверяясь с собственными часами и весьма довольный тем, что спутник не заставил его мокнуть под моросящим дождем. - Следуйте за мной: сегодня я недолго побуду вашим Вергилием.
Спрятав часы в карман камзола, он направился в сторону адовых врат, над которыми в вечной скорби окаменели Безумие и Мания. Камминг, как ребенок, семенил следом, что-то говоря своим тонким высоким голосом, но Монтагю не вслушивался в его лепет, думая о том, какую сумму положить в протянутую руку одного из привратников, встречавших посетителей у главного входа в лечебницу: мужская и женская фигуры из раскрашенного гипса, изображавшие цыган, служили украшением двух ящиков для пожертвований. Насколько было известно приватиру, жаждавшие зрелищ посетители обычно бросали в ящик один или два пенни, но столь смехотворная сумма казалась ему оскорблением - не столько для лунатиков, нуждавшихся в здоровой пище и чистых простынях, сколько для него самого.
Дойдя до короткой лестницы из четырех полукруглых ступеней, по сторонам которой под надзором служителя в накидке голубого цвета стояли гипсовые попрошайки, Монтагю полюбовался серебряным набалдашником и гравировкой в виде орнамента из акантовых листьев на жезле, который держал в руке представитель администрации, и опустил в один из ящиков гинею. Позади него удивленно хрюкнул Камминг.
[ava]http://sg.uploads.ru/KvcD3.jpg[/ava]
Отредактировано Монтагю Мак-Вильямс (2016-10-28 09:40:23)
Пока мир за стенами его темницы жил своей жизнью, Гамильтон предавался размышлениям, сбегая в грезы ради сохранения разума. Ирония этого не ускользала от Томаса. Предаваться мечтам, чтобы сохранить разум, в месте, где должны излечивать безумцев!
А мир, несомненно, даже не заметил исчезновения лорда Гамильтона. Подобная новость ненадолго всколыхнет определенное общество, но вскорости все найдут другие поводы и для изумления, и для ужаса, и для веселья. Томаса это не трогало. Прежний Томас не показал бы виду, но в душе переживал бы. Новому Томасу было все равно. Примирение с отцом было ближайшей ключевой точкой. Со временем он попробует избавиться от отца. Альфред Гамильтон вполне может тихо скончаться от естественных причин. Или утонуть море. Все зависит от сговорчивости отца, от того, насколько Альфред поверит в произошедшие с сыном перемены.
И все-таки одно... не то чтобы мучило, но неприятно царапало разум: никто не пришел к нему. Ни Миранда, ни Джеймс, ни друзья. С одной стороны, Томас не желал бы показываться на глаза кому-либо в таком виде и состоянии. С другой стороны, речь была не о том, чего хотел бы Томас. Близкие отреклись от него. Это было совершенно ясно.
Полагаться следовало лишь на свои силы. И для начала требовалось увидеться с лордом Альфредом.[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Отредактировано Томас Гамильтон (2016-11-11 01:59:54)
Бескрайний мир за пределами Бедлама был грязен, жесток и равнодушен, но все же предоставлял кое-кому из своих обитателей возможность выжить и даже получить некоторые преимущества перед менее удачливыми или оборотистыми собратьями. Замкнутый мирок лечебницы не оставлял своим насельникам даже крохи надежды на благополучный исход.
Камминг ошеломленно застыл у входа, застигнутый врасплох какофонией звуков и смесью омерзительных запахов, наполнявшими большой холл и две галереи по левую и правую сторону от него, проходы в которые были забраны толстыми железными прутьями. По обеим сторонам каждой из галерей располагались каморки для лунатиков: буйных держали взаперти, в то время как их тихим собратьям дозволялось свободно общаться с пестрой толпой посетителей и даже получать от гостей мелкие, но полезные подарки: монетки достоинством в полпенни или горсть орехов, яблоко, а иногда и кусок сырного пирога.
- Господь Всемогущий, - потрясенно промолвил он, извлекая из кармана щедро надушенный платок, - Я думал, здесь должно быть тихо, как...
Он запнулся, подыскивая подходящее сравнение.
- В склепе? - услужливо подсказал ему Монтагю. - Увы, мой друг, как видите, это не так.
Девица, в чьем роде занятий не приходилось сомневаться, нетвердой походкой приблизилась к Каммингу и крепко ухватила его за локоть, обдавая запахом дешевого джина:
- Меня искал, красавчик? Пойдем в отсюда в "Шашки" или в "Козла": проведешь время с пользой для...ик! души и тела. Шиллинг и бутылочка джина - и я составлю тебе компанию до начала вечерней службы
Камминг с отвращением отшатнулся от нового воплощения Мессалины и прижал к своему длинному носу платок. Монтагю, уже успевший окинуть взглядом холл и стены с мраморными памятными досками, на коих были выбиты имена благотворителей и пожертвователей, поспешил на помощь:
- В дамки и козла мы поиграем потом, - сказал он, протягивая девице шиллинг. - Ты ведь не впервые здесь, милочка? Где нам найти эконома этого богоугодного заведения?
Палец с обгрызенным до мяса ногтем указал в направлении, которое моряк определил бы как норд-ост:
- Там, - выплюнула она короткое слово и ее нарумяненное лицо искривилось в брезгливой гримасе. - Жирный наверняка проматывает в ближайшем пабе денежки бедолаг, которые гниют на мокрой соломе, но его глупая гусыня всегда на месте.
Спрятав монету за корсаж, девица поспешила на поиски другой жертвы.
- Видите, Алан? Здесь все устроено по образу и подобию внешнего мира: сюда, как правило, приходят поодиночке, а уходят парами, - сказал Монтагю, проследив взглядом за девицей и увидев, что она завела оживленную беседу с благообразным, хорошо одетым господином преклонного возраста. - Давайте навестим эконома или его прекрасную половину и узнаем, какую из комнат этой гостиницы снимает ваш знакомый.
Камминг отнял от лица платок и сунул его обратно в карман. Отвращение, написанное на его лице, сменилось сначала растерянностью и изумлением, а затем яростью.
- Мой кошелек! - завопил он, моментально потеряв весь свой благоприобретенный лоск. - Воры! Грязные ублюдки! Верните мне мои деньги!
Он закрутил головой, пытаясь понять, кто разлучил его с собственностью, но искать карманника в пестрой толпе посетителей и лунатиков было подобно поискам просяного зерна в навозной куче. Окружающим же не было никакого дела до его воплей: всем было известно, что помимо дешевых шлюх, в Бедламе надежно обосновались лукавые дети Гермеса: мелкие воришки и торговцы разнообразной снедью, платившие дань служителям в голубой форме, и чувствовавшие себя в этой юдоли горя и отчаяния, как рыбы в воде
[ava]http://sg.uploads.ru/KvcD3.jpg[/ava]
Отредактировано Монтагю Мак-Вильямс (2016-11-13 10:23:25)
Шагов Томас не услышал, что было неудивительно в таком адском месте. Только скрип отодвигаемой решетки заставил его поднять голову. Без надежды, разумеется, но готовясь к новым испытаниям. Отобранная при входе сюда одежда стала самым первым. По какой милости ему оставили рубашку, достаточно длинную, чтобы прикрывать ноги до середины бедер? По дороге до камеры - ничем иным Томас не мог назвать свое место обитания - он видел достаточно голых мужчин и женщин, лишенных даже рубашек. Некоторым повезло больше других: они были в том состоянии безумия, когда чувство холода исчезает. Другие тряслись, обхватив себя руками. Иные жались друг к дружке, кто-то грелся, как мог - и разнополая куча-мала вызывала у Томаса самый настоящий ужас: не утонченная любовь вдвоем-втроем, но животное совокупление, призванное согреть и удовлетворить похоть, и только. Захлопнувшуюся за спиной решетку Томас воспринял с облегчением, как нечто, призванное защитить его.
Сейчас эта хрупкая преграда перед безумием Бедлама отворилась. Томас искривил рот в полуусмешке. Трое. Двое были крепышами с лоснящимися физиономиями, маленькие глазки глубоко прятались под массивным лбом, подбородок свидетельствовал о поколениях предков, привычных пережевывать самую грубую пищу... третий визитер был мал ростом, немолод, сухощав и нес таз с водой, серое от грязи полотенце и перекинутый через плечо ремень, в кармашек на котором была вставлена сложенная бритва.
- Не брыкайся. Встань. Руки не поднимать, - прогудел один из похожих друг на друга, как близнецы, крепышей. Его лапища стиснула плечо Томаса и новый узник Бедлама повиновался. Откуда-то - он не заметил, откуда - появился стул, и его усадили - или, точнее, швырнули на этот стул, стянули руки за спинкой ремнями, еще один ремень захлестнул шею, вынуждая не шевелиться.
- Готово, мастер.
Скосив глаза, Томас увидел, как ловкие пальцы раскрыли бритву, словно сам собой возник помазок, затем холодная мыльная пена коснулась... нет, не щеки, как того ожидал Томас, но затылка.
- Здесь сильнее всего жар у больных, - проскрипел над ухом больничный владыка бритвы и помазка. Вряд ли он обращался к больному. Скорее, это была свойственная некоторым лекарям привычка рассуждать вслух. - Если не дать прохладному воздуху остужать воспаленный мозг, невозможно избавить бедняг от их болезни.
Горькая пена стекла по виску и щеке, попала на губы, но Томас смолчал. Закрыл глаза, стиснул зубы, терпя унижение, которое раньше не стерпел бы ни от кого. Тупая бритва царапала кожу, мокрые сбритые пряди падали на плечи, под ворот рубашки, пока, наконец, его палач не вытер свое оружие полотенцем и не провел этим же полотенцем по голове, проверяя качество своей работы. Одна крохотная прядка осталась над левым ухом, и цирюльник нахмурился, явно борясь с нежеланием вновь взбивать пену. Лень победила. Махнув рукой, он перебросил полотенце через плечо, повесил сверху ремень и зашаркал прочь.
- Отвязывай, - бросил он от дверей.
Ремни ослабли и исчезли. Сильные руки подхватили Томаса, приподняли и швырнули в угол, на слежавшуюся и прогнившую солому, щедро пропитанную застарелой мочой и прочими жидкостями, исторгаемыми человеческим телом. Раньше Томас избегал этого сомнительного ложа, предпочитая сидень на полу, но выбора ему не оставили. Рубаха мгновенно пропиталась вонью, Томас задыхался от запаха и скинул злополучное одеяние, вытершись им напоследок. Лучше оставаться нагим, как в момент появления на свет, чем...
Впрочем, возможно, к утру он изменит свое мнение, когда предрассветный холод заставит его искать любого спасения, любого тепла.
Решетка захлопнулась, скрежетнул замок. Эти звуки почти были заглушены чьим-то хохотом слева и завываниями справа, и Томас зажал уши ладонями, сел, подтянув колени к подбородку и впервые за свое пребывание в стенах Бедлама ощутив себя совершенно растоптанным и униженным. Что ужасало его еще больше, лишая спасительной способности думать, так это понимание, что все это лишь вторая ступень, и дальше будет хуже - так что он станет вспоминать эти дни и свое отчаяние с завистью к себе-нынешнему.[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Отредактировано Томас Гамильтон (2016-11-13 16:16:57)
Альфред Гамильтон, лорд-протектор Багамских островов, сидел в карете, окна которой были плотно занавешены черными шторками. Он скорбел по своему сыну Томасу и раскаивался в том, что так непростительно долго не предпринимал нужных шагов по спасению заблудшего чада. Томас, его единственное дитя! Лорд извлек из-за пазухи медальон с изображением пухлощекого белокурого мальчугана: оригинал кисти Годфри Неллера висел в доме сына на Сент-Джеймс сквер. Томас, предмет его неустанных забот, отцовской гордости и надежд, не иссякавших до того страшного часа, когда его блестяще одаренный сын попал в когти распутной ведьмы. Она и его обвела вокруг пальца, а ведь он считался одним из самых проницательных людей Лондона. Красавица, заботливая хозяйка семейного гнезда и любящая супруга, расточающая похвалы мужу при каждом удобном случае. Он поверил, что сыну выпала счастливая комбинация в игре, называемой супружеской жизнью. Как он был слеп! Крах наступил в тот день, когда он, придя в Адмиралтейство, уже собирался распахнуть дверь в комнату заседаний, но повременил, услышав раскатистый смех лорда Гастингса.
- Повторите-ка еще раз, Беннет! Я должен все в точности запомнить, чтобы слово в слово пересказать леди Амелии! Бедный старина Альфи! Кхе-кхе... Если он услышит этот анекдот, его хватит удар и Багамы лишатся лорда-протектора.
Пальцы лорда-протектора стиснули дверную ручку и он напряг слух, чтобы разобрать рокочущий бас секретаря Адмиралтейства.
- Я запомнил с первого раза, сэр! Корабельный плотник спрашивает вдову Томаса Гамильтона: "Что будем делать, леди: отпиливать рога или удлинять гроб?"
- Охохо, - промолвил Гастингс, задыхаясь от смеха, - Будем же снисходительны к бедной леди! Муж-содомит - индульгенция для измены, если выражаться языком папистов.
Его действительно тогда чуть не хватил удар. Дверь он так и не открыл, на заседание не явился, сославшись позднее в записке на настигшее его недомогание. Просто вышел из Адмиралтейства и отправился домой, где слег на неделю: невиданное доселе дело! Никого не принимал, никуда не выходил: лежал в постели, строя в уме планы возмездия. Его сын не мог быть содомитом! Только не Томас... Встав с постели, он первым делом нанял двух сыщиков: одному было дано указание следить за Томасом, другому - за Мирандой. Донесения были неутешительны: его несчастный сын искал утешения от неудавшейся супружеской жизни и неразделенной любви в обществе смазливых актеришек и музыкантов, в то время как невестка коллекционировала любовников, далеко не всегда являвшихся сливками лондонского общества: взять хотя бы некоего лейтенантишку королевского флота, который к довершению бед оказался сыном корабельного плотника.
Карета остановилась у ворот Бедлама, форейтор соскочил на землю и открыл дверцу. Альфред Гамильтон отказался принять протянутую руку и грузно сошел на землю. Протаранив толпу зевак, штурмовавшую две боковые калитки по обеим сторонам от главных ворот, он прошествовал к лечебнице и, бросив в ящик для подаяний монету, вошёл внутрь. Доктор Эдвард Тайсон ждал его в своем кабинете: это была их первая встреча, поскольку Томаса доставили в Бедлам слуги отца, под конвоем и в сопровождении его письма к Тайсону.
Войдя в кабинет эскулапа, Альфред Гамильтон сразу же прошел к столу и опустился в кресло для гостей, не потрудившись поздороваться.
- Буду краток, сэр, - промолвил он, устремив на лекаришку пронзительный взгляд. - Вчера вы получили мою записку, в которой я объяснил причины того, почему мой сын нуждается во врачебной помощи и неусыпном надзоре. Вы видели Томаса: скажите мне, согласны ли вы с тем, что он страдает от черной меланхолии и посему должен провести в вашем заведении время, достаточное для... выздоровления?
Эдвард Тайсон ответил ему спокойным взглядом и твердым, размеренным голосом, в котором проскальзывали нотки участия:
- Разумеется, милорд, я освидетельствовал молодого лорда. Буду с вами откровенен: его состояние можно оценить всего двумя словами: совершенно здоров! И я не вижу причин, по которым вы должны будете платить за его пребывание в Бедламе. Скажу больше: пребывание в обществе душевнобольных может нанести непоправимый урон его рассудку, в настоящее время такому же ясному,как у нас с вами.
Альфред Гамильтон откинулся на спинку кресла, продолжая буравить Тайсона немигающим взглядом водянистых глаз. Этот ученик Гиппократа не зря ел свой хлеб и не за красивые глаза стяжал славу волшебника от медицины. А он-то был уверен, что золотом можно заткнуть рот любому...
- Я хочу поговорить с сыном, - наконец рявкнул он. - Распорядитесь привести его сюда: мне не нужны лишние уши.
Томас Гамильтон, пишет в посте 3 в эпизоде Стакан воды: "Портрет на стене был не слишком похож на Томаса. Художник не отработал и половину своей платы, считал по этому поводу Гамильтон-младший, зато Гамильтон-старший питал к этому портрету необъяснимую привязанность. Как предполагал Томас, причиной тому были пухленькие щеки изображенного на портрете, а также общая дородность, которой оригинал не мог похвастать с младенческих лет"
[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/37/eb/65575.png[/icon][status]Лорд-наместник Багамских островов[/status][nick]Альфред Гамильтон[/nick]
Отредактировано Рулевой (2016-11-13 21:27:00)
Решетка заскрежетала вновь. Томас поднял голову, равнодушный ко всему. Страха не было, как не было и надежды.
Уже знакомые крепкие ребята вошли в камеру, один швырнул вперед истрепанное вонючее одеяло, пока второй, скрестив руки на груди, наблюдал.
- Встал, закутался. Пойдешь с нами.
Да, разговорчивостью его Церберы не отличались... Томас не знал, радоваться этому или нет. У болтливых можно было бы выведать что-нибудь. Но что? Зачем?
Поднявшись на ноги и подняв одеяло, он послушно завернулся в него и подошел ближе. Босые ноги замерзли и мало что чувствовали - он мог бы сейчас идти по битому стеклу и не чувствовать порезов.
Путь не был долог, хотя показался Томасу бесконечным. То, что он видел на своем пути, повергало его в отчаяние, в сердце поселился ужас. Теперь он знал, что есть вещи много хуже смерти - плясать за гроши перед посетителями или петь для них, или потерять разум и сидеть в углу, бессмысленно таращась в пространство, или...
- Эй! Эй, ты! - раздался хриплый возглас и чья-то рука, похожая на птичью лапу, вцепилась в запястье Томаса, прервав его размышления. - Свеженький. Хорошенький! А погляди-ка на меня! Я тоже хороша. Пойдем, красавчик! Иди с Бетти, тебе хорошо будет, тепло... - безумие в глазах женщины заставило Томаса в ужасе отшатнуться, и она захохотала, скаля гнилые зубы, половины из которых уже не было.
- Хороший красавчик, свежий... вку-у-у-у-усный! - женщина зарычала и оскалилась, ринулась вперед, пытаясь укусить жертву, но один из крепышей пришел на помощь своему подопечному. Дубинка обрушилась на плечи безумицы, и как бы ни было отвратительно Томасу избиение женщины, он не смог сдержать вздоха облегчения.
Тычок в спину заставил его двигаться дальше, и нельзя было сказать, что Томас не желал сейчас уйти подальше.
Вот и дверь перед ним. Еще тычок в спину. Лысая голова неимоверно чешется, порезы, должно быть, воспалились...
Дверь открылась легко, смазанные петли не скрипнули, и Томас переступил порог, опустив голову и глядя себе под ноги. Дверь захлопнулась. Томас поднял голову. В кресле сидел его отец и смотрел на него.[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Лекаришка оказался деликатнее, чем можно было ожидать от мозгоправа, к тому же имевшего дурную привычку кромсать трупы в попытке разгадать великую тайну Творения: отдав нужные распоряжения вызванному служителю, извинился, сославшись на необходимость навестить впавшую в буйство пациентку, и оставил гостя в одиночестве ожидать появления сына.
Когда открылась дверь и вошел Томас, лорд поначалу не понял, кто перед ним. О да, он видел других обитателей Бедлама: все они были одеты в рубище, распространяли вокруг себя запах городской клоаки и были обриты наголо. Но Томас по-прежнему представал в его памяти как изящно одетый, полный сил молодой аристократ в искусно завитом парике, придававшем ему особую утонченность и одновременно степенность и властность.
Незнакомец, вошедший в комнату, не был его сыном: это был бродяга, нищий, лунатик - кто угодно, только не Томас. Особенно поразили Гамильтона босые грязные ноги, торчавшие из-под залатанных госпитальных обносок, и лишенная волос голова. Он уже открыл рот, чтобы отправить заплутавшего безумца вон или кликнуть служителей, но встретился взглядом с глазами незнакомца и обессиленно сгорбился в кресле, поняв, что его подвело не зрение, а предубеждение. У Томаса были его глаза - пожалуй единственное, что доказывало их кровную нерушимую связь: во всем остальном сын пошёл в мать. Его собственные глаза с возрастом все больше выцветали и приобретали неприятную водянистость, но он еще помнил свое отражение в зеркале, когда был того же возраста, что Томас сейчас.
"Как они посмели обрить моего сына!" - мысль была нелепой, ведь он сам отправил Томаса в Бедлам, стремясь показать ему, что бывает с теми, кто сошел с правильного пути и поддался соблазнам и чужому порочному влиянию, позабыв о десяти заповедях и чувстве долга. Да, его попытка примерно наказать блудного сына явно удалась. На мгновение ему показалось, что Томас вот-вот рухнет перед ним на колени, обхватит его руками и прижмется к его ногам обритой головой, на которой начинали подсыхать струпья от порезов тупой бритвой. Но Томас стоял перед ним молча и, кажется, не собирался испрашивать прощения или умолять о помиловании.
Альфред Гамильтон выпрямился в кресле:
- Как себя чувствуете... сэр?
[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/37/eb/65575.png[/icon][status]Лорд-наместник Багамских островов[/status][nick]Альфред Гамильтон[/nick]
Отредактировано Рулевой (2016-11-13 22:00:17)
- Прекрасно... сэр, - в тон лорду Гамильтону-старшему отозвался Гамильтон-младший. - Позволю себе сесть, раз вы сидите.
Он расположился на полу со всем возможным в этой ситуации изяществом. Гнев мешал, все принятые ранее решения казались неверными, но в последний момент Томас удержал гневную тираду. О нет. Он будет умнее. Отец пришел сам - значит, ему и начинать, раскрывать карты. Он хочет предстать тем, кто может подарить свободу? Хорошо. Но пусть озвучит условия. Нельзя, чтобы отец понял, насколько Томас боится здесь остаться. Торгуясь, надо знать себе цену.
Вытянув вперед грязные ноги и закинув одну на другу, Томас сбросил одеяло, не стесняясь своей наготы. Несколько крупных синяков уже приняли черно-лиловый цвет, но еще не начали обретать по краям желтизну.
- Сегодня, говорят, прекрасная погода, сэр? Или по лондонской традиции прекрасной поименовали обычный для этого времени года дождь? Увы, я сам лишен возможности оценить ее в полной мере, однако же, не имея должного костюма, и не стремлюсь это сделать. Холод, сэр, это омерзительная вещь.
Даже если грязь и обритая голова делали из Томаса безумного бродягу, голос его оставался прежним: любезным и чуточку насмешливым, с той долей насмешливости, за которую еще нельзя вызвать, но уже можно оскорбиться.[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Дерзкий мальчишка! В сердце старого лорда начал закипать гнев, смешанный, как ни странно, с невольным восхищением и затаенной гордостью. В жилах насмешника, поза и одеяние которого более подобали придворному шуту, текла горячая и неукротимая кровь Гамильтонов! Их клан был самым родовитым в равнинной части Шотландии, настолько родовитым, что кое-кто из их с Томасом предков даже изъявлял справедливые притязания на королевский трон. Томас Гамильтон, потомок хранителей Холируда, отпускал бы шуточки и на эшафоте - до тех пор, пока палач не отсек бы мечом его красивую, но увы, такую беззаботную и доверчивую голову!
Восхождение их рода началось с женитьбы одного из лордов на дочери короля Якова II, а упадок его собственной семьи - с роковой встречи его сына с этой... чертовкой. Альфред Гамильтон помрачнел, думая о том, что геральдические и матримониальные пути неисповедимы как и пути Господни, и что мужчина может подняться на самую неприступную вершину при помощи женщины, но и свалиться в пропасть тоже может именно благодаря ей.
- Погода сегодня и в самом деле прекрасная, сэр, - в тон сыну ответил он, - Меланхолическая и наводящая умного человека на философические размышления о смысле жизни. Странно, что вы не заметили: разве в вашем новом доме нет ни одного окна?
Он видел сырые и мрачные каменные мешки, в которых были заперты лунатики: навскидку ширина каждой камеры не превышала четырёх футов, а длина - шести. В противоположной от входной решетки стене было пробито узкое отверстие в форме полумесяца, чтобы дать доступ "свежему" воздуху, и в эту ничем не прикрытую дыру вползал лютый холод зимой и всепроникающая влага весной и осенью.
Приблизительные размеры "камеры" в Бедламе 1,2 м в ширину и 1,8 м в длину
[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/37/eb/65575.png[/icon][status]Лорд-наместник Багамских островов[/status][nick]Альфред Гамильтон[/nick]
Отредактировано Рулевой (2016-11-13 23:19:54)
Та дырка в стене, которую Альфред Гамильтон назвал окном, не заслуживала столь громкого имени. Смотреть в нее на вечно-серое тяжелое небо не хотелось. Томас предпочитал смотреть в себя, уйти от окружавшего безумия, дабы сохранить рассудок. Теснота камеры давила не меньше, чем крики и смех, а окно - что ж, оно было идеальной дверью для души, покидающей тело, но не для взгляда, жаждущего видеть мир.
- Увы, сэр. У меня не было ни единой свободной минуты, чтобы выглянуть в окно: с момента моего прибытия сюда я был неимоверно занят. Одно только разоблачение и осмотр своей новой постели заняли столько времени! Но, сэр! Мы говорим о погоде, и вы все еще не предложили мне выпить? Неужели годы и горе так повлияли на ваши манеры?
По губам Томаса скользнула улыбка. Сразу сдаться было неправильно, это заставило бы отца считать, что Томас сломался. Все должно идти своим чередом, спешка столь же опасна, сколь и промедление. Выжидать - Томас не любил выжидать, но умел, конечно же. Умение выждать не раз помогало ему, поможет и снова, и еще раз, и потом еще много раз в той новой жизни, которая обязательно будет.
Новой жизни, в которой он будет хозяином.[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Отредактировано Томас Гамильтон (2016-11-15 23:01:08)
Старый лорд медленно извлек из-под полы камзола серебряную фляжку с выгравированным на ней символом рода: раскидистым дубом, которому угрожала двуручная пила.
Сняв завинчивающуюся крышку, он поднес флягу к лицу, вдохнул дымный запах виски и остро глянул на Томаса:
- Вчера получил письмо из долины: старик Ангус умер... Помнишь его?
Ангус Финдли был лучшим винокуром на землях, принадлежавшим Гамильтонам, и виски, который сейчас плескался в серебряной фляжке, доставлялся в лондонский особняк Альфреда Гамильтона в дубовых бочках прямо из винокурни.
Из горлышка курился невидимый глазу дымок, пахнущий желудями и вересковым медом.
Сделав глоток, лорд вернул крышку на место и так же неторопливо спрятал фляжку под камзол.
[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/37/eb/65575.png[/icon][status]Лорд-наместник Багамских островов[/status][nick]Альфред Гамильтон[/nick]
Отредактировано Рулевой (2016-11-23 08:37:48)
Отцу угодно удариться в воспоминания? Что ж, Томас поддержит и такой тон, призванный объединить их: общими воспоминаниями о славных днях прошлого. Это было на руку Томасу, упрощало его задачу, и он отозвался, улыбнувшись:
- Старик Ангуса еще долго будут вспоминать: у него к этому делу был редкий талант. Любил он землю и виски. Понимал. И человек был хороший, хоть и суровый. - Томас пошевелился, вздохнул, поднял голову. - Кто теперь займет место Ангуса?
Нет, его не волновало на самом деле, кто будет поставлять виски Альфреду Гамильтону. Но раз уж тому захотелось создать эту ниточку, ни к чему ее обрывать.
Здесь, в этом помещении, не так слышны были крики. Здесь было теплее. Чище. Достаточно, чтобы Томас видел разницу и не желал отправиться назад, но умолять никого и ни о чем он не собирался.
Но разве можно запретить мечтать? И Томас, произнося ничего не значащие фразы, мечтал. О горячей ванне, чистой одежде, сутках сна в тишине и тепле. Куда более вероятным было, что ему придется вернуться в камеру, и поэтому, дойдя в мечтах до засыпания на отглаженных простынях, Томас запретил себе мечтать дальше. Тем тягостней будет снова оказаться в преддверии ада. Ада, который еще только ждет его, Томаса Гамильтона, содомита, развратника и глупца.
[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Альфред Гамильтон смерил сына тяжёлым взглядом: походя заданный вопрос бил не в бровь, а в глаз. Томасу было бы гораздо полезней и уместней задуматься о Гамильтонах, а не о Финдли. У старого Ангуса остался достойный преемник, сын Лулах, - девятый и последний отпрыск винокура.
Лулах родился, когда Ангус уже оставил надежду на обзаведение наследником: до того жена исправно рожала ему одних дочерей. Восемь девчонок - стыд и позор: некому передать секреты мастерства и свое имя. Но появился Лулах и жизнь винокура обрела новый смысл. Мальчишка рос крепким и смышлёным и сызмала вертелся в винокурне, на лету хватая всё, что рассказывал и показывал ему отец.
- Старый Ангус будет спокойно спать в своей могиле: его единственный сын идёт по его стопам и никогда не покроет грязью имя отца, - процедил лорд. - Вот про себя я этого сказать не могу, а мне ведь недолго осталось...
Если бы у него был внук, он бы не так боялся покинуть этот свет. Но Томас и его распутница-жена не беспокоились о продолжении рода. В их роскошном особняке, украшенном мраморными колоннами и безмолвными статуями, не было слышно детских голосов, и всякий раз, когда старый лорд проходил по анфиладам этого дворца (это случалось все реже и реже), ему казалось, что это не дом, а огромный фамильный склеп.
[icon]http://forumstatic.ru/files/0017/37/eb/65575.png[/icon][status]Лорд-наместник Багамских островов[/status][nick]Альфред Гамильтон[/nick]
Матрона, заменявшая своего супруга-эконома на боевом посту, вызвалась проводить двух джентльменов до клетки, в которой был заперт новый постоялец Бедлама. В иных обстоятельствах эта дебелая дама не сделала бы и шагу, но блеск серебряных монет, которые сунул в ее вялую пухлую руку Монтагю, послужил ей путеводной звездой. Две галереи, опоясывающие лечебницу изнутри, простирались почти на двести ярдов в длину, и поэтому главная смотрительница на подходе к нужной двери тяжело и шумно дышала
- Здесь, - промолвила она, останавливаясь и указывая на вход в камеру, располагавшуюся по правой стороне галереи.
- Откройте, мэм, мы хотели бы поговорить с нашим другом,- попросил Монтагю, покосившись на Камминга, который побелел как полотно и прижал руки к своей атласной груди.
Смотрительница загремела связкой ключей, выбирая нужный, и после некоторого замешательства наконец вставила ключ в скважину и отперла дверь, в которой было пробито небольшое квадратное окошко.
Монтагю сделал шаг вперед и остановился на пороге, недоуменно оглядывая полутемное и сырое помещение.
- Но здесь никого нет, сударыня!
Толстуха и бровью не повела, лишь слегка передернула рыхлыми плечами:
- Стало быть, к дохтуру повели, скоро вернется.
Камера поражала своей убогой обстановкой, вернее, почти полным отсутствием оной. Поворошив носком сапога солому, сваленную в углу, Монтагю спросил:
- Я слышал, сударыня, что пациентам полагается постельное белье, а у многих есть даже и кровати. Скажите, когда в последний раз меняли солому на свежую?
Даже напрягая всю свою фантазию он не мог предположить, что молодой Гамильтон, поступивший в лечебницу лишь днем ранее, успел превратить сухую солому в насквозь промокшую и дурно пахнущую лежанку.
Смотрительница вяло отмахнулась, по-видимому ничуть не смущенная вопросом:
- Раз в неделю менять положено, эта от прежнего лунатика осталась. А белья и прочего не велено давать. Так евонный батюшка распорядились.
- Я не могу, не могу этого вынести, - забормотал Камминг, топтавшийся за спиной Монтагю, - Какая жестокость! Какое ужасное, преступное безразличие к судьбе собственного сына!
- Вы не видели матросский кубрик, Алан: поверьте мне, в нем немногим лучше,- откликнулся Монтагю и легонько сжал плечо своего спутника, призывая сохранять сдержанность. - Вообще же Бедлам удивительно похож на корабль. Вам известно, что ост-индская компания арендовала его подвалы и использует их как склады для хранения специй? Что-то наподобие трюма на купеческом судне. Корабль дураков, как символично... Мы подождем возвращения нашего друга здесь, сударыня, - обратился он к смотрительнице, опуская очередную монету в карман ее не слишком чистого передника. - А вы идите, выпейте чаю: такие тяжкие труды, как ваши, заслуживают вознаграждения и отдыха.
- Как скажете, сэр, только когда больного приведут, вы меня не выдавайте: скажите, что дверь была открыта.
С этими словами она удалилась, позвякивая ключами.
Монтагю оперся плечом о стену, внимательно изучая Камминга и что-то взвешивая в уме:
- А вы не хотите устроить своему приятелю побег, дорогой Алан? - спросил он и его глаза заблестели в предвкушении ответа.
[ava]http://sg.uploads.ru/KvcD3.jpg[/ava]
Отредактировано Монтагю Мак-Вильямс (2016-11-28 15:39:07)
Губы Томаса едва заметно искривила досада. Дети! Опять отец о детях. Томас достаточно повидал семейств своих друзей, чтобы не желать для себя этого "счастья", однако старый лорд Гамильтон явно придерживался иного мнения. Значит, сейчас следует высказать мнение, отличное от собственного истинного... одна ложь на пути из лжи, по которому надлежит пройти во имя достижения поставленной цели.
- Отчего же, сэр? Ваш сын идет по стопам отца и пробует свои силы в политике. Что же до детей, так я еще достаточно молод и успею обзавестись не одним наследником, в срок, дарованный Господом.
Тишина и покой дома будут принесены в жертву честолюбию и достижению цели. Что ж, на первое время дети могут быть отосланы загород вместе с матерью и кормилицами, а там будет видно. Жертва не так уж велика, если правильно все продумать. Если же продумать все очень тщательно, то окажется, что жертва едва ли существует.
Но Миранда...
Миранда.
Чтобы были наследники, мало воли отца или его собственного желания. Нужна женщина. А лучше - нужен еще и мужчина, который сможет сыграть роль его самого в постели, оставшись неузнанным. Либо придется пересилить себя и представлять на месте женщины в своей постели... кого бы представить? Неуместный смешок едва не прорвался наружу, но Томас вовремя удержал его.[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
- Если бы ты шел по моим стопам хотя бы в политике, - слово «хотя бы» Альфред Гамильтон выделил как можно более нарочито, - Ты не строил бы иллюзий по поводу того, что морской разбой можно искоренить призывами вернуться к честному труду. Все эти лодыри, грязные воры и разбойники заслуживают лишь одного: крепкой пеньковой верёвки! Но оставим политику в покое: пока ты не вернешься к добропорядочному образу жизни, эта стезя для тебя закрыта.
Старый лорд помолчал, прижав руку к левой стороне груди, по которой растекалась ноющая боль. Сделав глубокий вдох, он продолжил:
- Чтобы не терять времени зря, изложу свои условия. Если ты откажешься их принять, - Бог свидетель: я отрекусь от тебя, лишу наследства и титула и ты сгниешь в этом приюте сирых и убогих. Ты готов выслушать мои требования?
Сунув руку за пазуху, он извлёк на свет сложенный лист бумаги и развернул его, намереваясь прочитать все пункты договора вслух.
[ava]http://forumstatic.ru/files/0017/37/eb/65575.png[/ava][status]Лорд-наместник Багамских островов[/status][nic]Альфред Гамильтон[/nic]
Отредактировано Рулевой (2016-11-29 12:18:03)
Требования, вот как? Томас не удивился. Он даже примерно представлял себе, что будет в этих требованиях. Конечно, отец постарается, чтобы увильнуть от исполнения было неимоверно сложно, но если изобразить покорность и смирение...
Разумеется, одним из условий станет развод с Мирандой, в этом Томас даже не сомневался. Ни Миранда, ни Джеймс не пришли к нему. Что с ними? Их припугнули? Живы ли они еще? Миранду вряд ли убьют, а вот Джеймса вполне могут прирезать в темном переулке. Кто станет расследовать убийство моряка в пьяной драке, тем более если моряк низкого происхождения и известен своей вспыльчивостью? Томас надеялся, что на его лице не отразились мысли, которые и в самом деле грозили свести с ума.
- Конечно, готов. Я никуда не спешу, а слушать тебя занятнее, чем наслаждаться воем безумной Мадлен в паре ярдов от решетки моей камеры, - Томас подпустил в голос насмешки и яда. Если он согласится сразу, покорно и смиренно, отец ему не поверит и сложнее будет изображать послушного сына, в то же время ища лазейки. - Возможно, мы сможем договориться. Мне не хочется умирать в этих стенах, однако же подумай и о себе. Кто будет иметь с тобой дело, если ты сгноишь меня здесь? Если я не безумец, то тебя осудят за жестокость и станут избегать, я уже не говорю о сплетнях, которые ранее затрагивали только меня, а теперь будут идти именно о тебе. Если же я безумен - то от кого унаследовал это безумие, не от тебя ли? И снова тебя станут сторониться, отец.
Отец постарается, чтобы не выполнить условия было невозможно. Что ж, придется совершать невозможное.
[icon]http://s8.hostingkartinok.com/uploads/images/2016/10/a1782f7db0a5e09b000b6c4cd9d004fa.jpg[/icon]
Пусть постаревшее тело давно уже отказывалось служить лорду-наместнику, но ум его, изощрённый чтением латинских авторов и парламентскими дебатами, оставался по-прежнему ясным и целеустремлённым, а воля крепка, как хорошо закалённый клинок. Жестокий, но справедливый урок, который он преподал Томасу, был спланирован задолго до того момента, как он переступил порог лечебницы, чтобы встретиться с сыном, и тогда же были всесторонне обдуманы и предвосхищены возможные уловки, к которым мог прибегнуть его нерадивый ученик, чтобы увильнуть от исполнения обязательств.
Список условий, которые Альфред Гамильтон собирался предъявить своему погрязшему в пороке сыну, содержал всего три пункта, предназначенные для того, чтобы с их помощью расправиться с ядовитой гидрой о трёх головах, самая чудовищная из которых носила нежное женское имя Миранда. Но как ни странно, отсечь её было несравненно легче, чем две других. Закон и личные связи вкладывали в руки старого лорда оружие, против которого ни у Томаса, ни у его распутной жены не было щита. Альфред Гамильтон уже успел заручиться согласием и поддержкой друзей в Парламенте, а звонкий металл обеспечил его письменными свидетельскими показаниями пары-тройки алчных слуг: одних слухов об адюльтере было недостаточно для издания парламентского акта, объявлявшего брак Томаса и Миранды Гамильтонов расторгнутым. Бесплодие супруги (истинное или мнимое) было достаточной причиной для расторжения брака, когда дело касалось такого древнего рода, как Гамильтоны, а доказанный факт измены жены открывал перед Томасом возможность вступить в новый брак, в то время как для Миранды путь к алтарю был закрыт навсегда. Разумеется, Томас не захочет по доброй воле расстаться со своей Мессалиной, - в этом у его отца не было никаких сомнений. Но если его сын не совсем дурак (а в том, что это так, сомнений тоже не было), он поймёт, что деваться ему некуда, и согласится на развод.
Второй пункт требовал навсегда покончить с распутным образом жизни. Сомнительно, что Томас претворит совет отца в жизнь, но пусть хотя бы перестанет колоть всем глаза своими связями с низкопробными комедиантами и бравыми лейтенантами морского флота, такая задача по силам любому более-менее здравомыслящему человеку.
Наконец, третий пункт уведомлял наследника земель и титула о том, что если на момент вступления в права наследования он будет оставаться холостяком, все, что полагается ему как единственному сыну Альфреда Гамильтона, перейдет к его ближайшему родственнику по мужской линии, троюродному кузену Генри. Право выбора невесты для разведенного сына Альфред Гамильтон оставлял за собой. Этот пункт он включил в новое завещание, о чем заблаговременно сделал соответствующую пометку на листке, который сейчас держал в руках.
Время истекло: тратить его на уговоры и объяснения не было смысла. Альфред Гамильтон никогда и никого не уговаривал, и не собирался делать исключения даже для своего единственного сына.
Надо убедиться, что невестка выполнила его письменный приказ покинуть особняк на Сент-Джеймс сквер, а затем и Лондон, а лейтенант Мак-Гроу находится под трибуналом и ожидает разжалования и отправки в кандалах на тюремный транспорт, готовый сняться с якоря и взять курс на одну из колоний Вест-Индии.
В новом завещании лорда Гамильтона был еще один пункт, согласно которому на пожизненное содержание в Бедламе его сына Томаса отводилась сумма, достаточная для того, чтобы поддерживать угасающие силы последнего достаточно долгое время. Это был рискованный шаг: старый осёл Харли, который пользовал его вот уже лет десять, месяц назад дал ему не более полугода жизни, да и то при условии, что он забудет о виски, отойдет от дел и поменяет зловонный лондонский воздух на свежий эфир вересковых пустошей. Альфред Гамильтон отдавал себе отчёт в том, что может отдать Богу душу через пару месяцев или же сегодня ночью. В последнем случае Томасу придется спать на гнилой соломе еще много лет, поскольку завещание обратной силы не имеет. Но отчего-то старому лорду казалось, что его сын потребует перо и чернила еще до того, как он сам успеет добраться до своего дома.
Лорд-наместник встал и бросил листок на колени Томасу:
- Прочтёшь на досуге, сын. Даю тебе три дня на обдумывание и принятие решения. Подпишешь – выйдешь отсюда и вернешься к своим колониальным прожектам: перо и чернила тебе принесут по первому требованию. Не подпишешь – останешься здесь навсегда.
Он направился к двери, открыл ее и вышел, не попрощавшись.
«Развод был запрещен, но можно было заполучить его по специальному акту парламента, который позволял разойтись законно и с правом заключения повторного брака. Такая возможность предоставлялась богатым и власть имущим, чьи жены, не исполнив долг по произведению на свет наследника огромного состояния, завели романы на стороне.» из книги Морин Уоллер «Лондон. 1700 год»
[ava]http://forumstatic.ru/files/0017/37/eb/65575.png[/ava][status]Лорд-наместник Багамских островов[/status][nic]Альфред Гамильтон[/nic]
Эпизод завершен
Отредактировано Рулевой (2016-12-01 16:18:37)
Вы здесь » Нассау » Старый Свет » О светлый город Вифлеем...
