Солнце почти скрылось за горизонтом, когда Эзра Паунд закрыл свою цирюльню и направился к месту, которое указала ему Геката. Его ум, отшлифованный многолетними штудиями трактатов, авторами коих были высоколобые выпускники университетов, пребывал в смятении. Как случилось, что он поверил уверениям старухи, которую большинство из его собратьев по профессии сочло бы неграмотной шарлатанкой? Но интуиция, этот пробный камень разума, нашептывала ученику Парацельса и Кальперера, что он на правильном пути.
Покинув Нассау, Эзра пошел по берегу, испытывая непреодолимое желание сбросить башмаки и чулки и ощутить подошвами босых ног медленно тающее тепло нагретого за день песка. Вечерний воздух был настолько свеж и сладок, что в голову стали приходить совершенно ненужные мысли, как-то: а не отказаться ли от своей кощунственной затеи и вернуться к привычному образу жизни. Рвать гнилые зубы и вскрывать фурункулы было все же безопасней, чем обращаться за помощью к силам, о которых он имел самое смутное представление. Как бы то ни было, цирюльник упрямо продолжал шагать по берегу, высматривая большой плоский камень и судорожно сжимая в руке сизалевый мешок, в котором покоились табак, бутыль с ромом и кремень с огнивом. Солнце клонилось все ниже, а камня все не было видно. Эзра почти отчаялся обнаружить место жертвоприношения, когда резкий крик морской чайки, раздавшийся со стороны его левого плеча, заставил его повернуть голову в этом направлении. И о чудо! Он узрел искомое: темный плоский камень с бурыми, как потеки крови, прожилками. Ускорив шаг, цирюльник поспешил к камню и, достигнув места назначения, столь же поспешно вытряхнул из мешка содержимое и принялся совершать действия, которые предписала ему гадалка.

Отредактировано Эзра Паунд (2016-06-27 21:58:49)

Язычник шествовал по водам аки сын Божий: алый подбой его одеяния колыхался в такт с волнами, и это ошеломляющее зрелище лишило цирюльника дара речи. Он даже не обратил внимания на то, что колдун назвал его по имени, и потому не задумался, что прячется за этим знанием: сверхъестественные способности или же нечто гораздо более обыденное, а именно – сговор со старухой-гадалкой, которая отправила  его к камню с кровавыми прожилками, а заодно предупредила своего подельника о появлении очередного олуха. Находись Эзра в здравом уме и твёрдой памяти, он прежде всего заподозрил бы, что его пытается обвести вокруг пальца кучка мошенников, но величественный облик бокора вкупе с магической красотой заката подействовали на его рациональный и сухой ум так же, как действует на пустой желудок кружка крепкого рома. На мгновение он потерял способность и думать, и чувствовать, и действовать. Сизалевый мешок с остатками подношения выпал из его ослабевших рук, а сам Эзра застыл соляным столпом, во все глаза таращась на посланника незнакомого ему  таинственного и зловещего мира. Под белым курчавым париком бился приказ: «Говори! Говори! Говори!» Он настойчиво  стучал в виски и эхом отдавался в ушах звуком военного барабана, но Эзра никак не мог поймать мысли, ускользающие, как стая морских угрей, собрать их воедино и облечь в слова. Последний луч солнца скользнул по его лицу и вывел его из оцепенения, вернув способность действовать. Эзра стянул с головы парик, обнажив череп, покрытый коротко стриженным ёжиком изрядно поседевших волос, напоминавших грязно-серую свалявшуюся овечью шерсть, и поклонился, приветствуя бокора.
- Меня прислала Геката, - свистящим шёпотом произнёс он, выпрямляясь и невольно оглядываясь через левое плечо, как будто ожидая, что из-за ближайшей скалы выйдет старуха и подтвердит его слова. – Она сказала, что великий бокор обладает властью над душами и поможет мне...поможет мне завоевать расположение персоны, без которой жизнь не жизнь, и смерть не смерть.

Отредактировано Эзра Паунд (2016-07-26 10:33:50)

Душа Мэри была для влюблённого в неё цирюльника тайной за семью печатями. Он мог бы сказать бокору, что его избранница  - светлый непорочный ангел, душа которого светится так же ярко, как полуденное солнце, прибавив к сему определению ещё несколько подобных, однако решил не лгать, поскольку подозревал, что колдун читает потаённые мысли тех, кто к нему приходит, как открытую книгу.
- То-то и оно, что я ничего не знаю! - воскликнул Эзра, прижимая к груди парик. - Для того я и пришёл к тебе, о несравненный, чтобы узнать больше о той, что занимает все мои мысли! Нет, не так! Я надеюсь узнать о ней больше, если ты поможешь мне завоевать её дружбу и симпатию. Если её душа устремится к моей, как один голубь устремляется к другому,   мы сможем развить наши отношения дальше, а пока что она в мою сторону даже и не смотрит...

Отредактировано Эзра Паунд (2016-07-27 18:31:22)

Цирюльник опасался вступать в теологический диспут с жрецом-идолопоклонником, но счёл необходимым, раз уж речь зашла о его боге, обосновать свою точку зрения, как и подобало человеку, привыкшему ссылаться на авторитеты. Единение душ на небесах, которое обещала ему его религия в обмен на пресное существование праведника и аскета, его нисколько не устраивало. Кто знает, попадет ли его душа в райские кущи, куда предначертано попасть невинной и чистой душе наподобие той, коей обладала Мэри Доусон?  Этот вопрос свел бы с ума любого философа, а Эзра Паунд был  человеком практичным, с явно выраженной склонностью к коммерции, и верил  туманным обещаниям христианских священников не больше, чем продавцам патентованных снадобий. Если бы перед ним появился сам Люцифер, он и с ним попытался бы поторговаться, но бокор не был похож на падшего ангела, ничего не просил и не требовал, и казалось,  был мало заинтересован в том, чтобы сделка, какой бы она ни была, совершилась. И лишь мимолетное упоминание бокора о пустых руках навело Эзру на некую мысль, которую он и попытался высказать.
- Наш Пастырь считает, что душа должна обрести счастье там! А я хочу получить свою долю здесь, на земле! –   ответил Эзра, устремляя указующий перст в тёмное небо и тут же опуская его вниз, к  расчерченному закатными тенями песку. – Я мог бы сказать, что  готов ради этого отдать все, что нажил годами тяжкого труда, но не знаю, будет плата соответствовать тому, что я хочу получить взамен? Назови мне настоящую цену, о мудрейший, и я скажу, есть ли у меня то, что поможет жрецу завести разговор с богами, ничем не рискуя?

Отредактировано Эзра Паунд (2016-08-01 22:28:23)

Объявленная цена ошеломила Эзру в самом приятном смысле этого слова. Две гинеи были приличной суммой, но он был готов отдать много больше, хотя бы для этого ему и пришлось бы утроить и даже учетверить частоту своих визитов в заведение миссис Мэплтон для медицинских осмотров ее работниц. Хотя Геката и утверждала, что бокор денег не берет* и напускала таинственного тумана, на деле все оказалось куда как прозаичнее и привычнее для прагматической натуры цирюльника. Собираясь на встречу, он гадал, потребует ли колдун платы за свои услуги сверх той, что вопрошающий должен был отдать в виде подношения высшим силам, и если потребует лично для себя, то сколько именно,и главное, - возьмет ли он деньги вперед или после того, как будут видны результаты его труда. Не надеясь на авось, он сунул в карман несколько золотых монет, и теперь, обрадованный своей предусмотрительностью, извлёк их все разом, не считая, и дрожащими пальцами протянул бокору, не удержавшись от нового вопроса:
- Что же я должен найти, о многомудрый? И о какой жертве идет речь?
Жертву он как будто уже принес в виде огня, табака, монет и рома, и потому жадно ждал ответа, пытаясь представить, насколько скользкой, крутой и опасной будет следующая ступенька на лестнице, что должна привести его к вратам рая.

Отредактировано Эзра Паунд (2016-08-04 08:44:49)

Бокор растаял в сумеречном воздухе, а Эзра все стоял, глядя ему вслед. Монеты он, как было приказано, положил на камень, немного тревожась о том, не стащит ли их какой-нибудь случайный прохожий: место было пустынное и не слишком приветливое, но вдруг подгулявший моряк или влюбленная парочка решат выбрать его для вечернего отдыха? Когда солнце скрылось за горизонтом и вокруг стало темно как в трюме, набитом невольниками с Чёрного берега, цирюльник развернулся и пошёл обратно в Нассау, ломая голову над вопросом, где ему раздобыть вещицу, которой когда-либо касалась белая ручка Мэри Доусон. Самые разные идеи приходили в его голову одна за другой и так же быстро ее покидали, разбитые в пух и прах доводами рассудка. Самой реальной из них был подкуп рабыни: должна ведь у дочери зажиточного плантатора быть верная наперсница? А верность – понятие растяжимое, особенно когда ее испытывают на прочность звоном золотых монет. Как жаль, что сам плантатор до сих пор не удосужился обратиться к нему за советом насчет своего здоровья: это дало бы возможность стать своим человеком в его доме и получить доступ к личным вещам Мэри. Эзре пару раз довелось видеть Говарда Доусона в Нассау, и наметанным глазом хирурга он определил, что плантатор страдает от подагры. Но для знакомства с отцом Мэри требовалось время, а его-то у Эзры и не было: бокор велел явиться затра вечером...
Цирюльник не заметил, как добрался до города. Узкие кривые улочки были полны народа: вечерняя прохлада манила жителей на свежий воздух как огонек свечи – мотыльков и ночных бабочек. Эзра вспомнил, что не ел с самого утра, и остановился, оглядываясь по сторонам. В Нассау было предостаточно харчевен, и одна из них находилась в нескольких шагах от того места, где он стоял. Обычно он захаживал в другое заведение, но сейчас голод так властно напомнил о себе, что выбирать не приходилось. «Жареная индейка», - прочел он название, намалеванное на вывеске, и решительно направился к распахнутой настежь входной двери, из которой на улицу неслись дразнящие ароматы жарящейся на вертеле птицы. Трактирщик явно его узнал, и немудрено: зубодер в Нассау был всего один, как и хирург.
- Что прикажете подать, ваша милость? Зубаточку на углях?
Довольный своей шуткой, он хохотнул, разглаживая фартук на толстом животе, но тут же придал своему круглому, лоснящемуся от жира и жары лицу серьёзное выражение:
- Индейка почти готова, сударь! Место в уголке свободно, так что проходите и располагайтесь со всеми удобствами!
Он наклонился к гостю и самым интимным шепотом сообщил:
- Не буду предлагать вам ром: попробуйте настоящий мескаль: на днях получил партию сего напитка от одного из наших бравых капитанов, взявшего испанский приз.
Эзра рассеянно кивнул: мескаль так мескаль, и проследовал к столу. Усевшись на скамью, он уставился на пляшущие в очаге языки пламени и снова погрузился в свои мысли. Когда на столе появилось блюдо с индейкой и мескаль, он на некоторое время отвлёкся от раздумий и начал методично уничтожать еду, отдавая должное и напитку, который оказался весьма мягким на вкус.
Покончив с трапезой, цирюльник вознамерился вытереть рот и руки, но не смог отыскать платка. Что за притча! Он точно помнил, что платок у него был, но пошарив в карманах и за пазухой, он его не обнаружил. Выронил? Эзра наклонился и проинспектировал хорошо утрамбованный и чисто выметенный земляной пол.  Вот он, его верный помощник! Подняв платок, он отряхнул его и прижал к губам. От платка исходил едва уловимый цветочный аромат и он отнял тонкую ткань ото рта, недоуменно ее разглядывая. Мескаль оказался коварнее рома: квадратик тонкой надушенной ткани явно принадлежал женщине, а он перепутал его со своим под влиянием паров незнакомого напитка! Заинтригованный, Эзра положил платок на стол и разгладил его, отыскивая указания в виде  инициалов владелицы. Две буквы М и Д, вышитые в уголке платка, оказали на него такое же воздействие, как  удар грома на старую деву. Не может быть! Какими судьбами перышко, выпавшее из крыла его ангела оказалось в этом заведении?! Эзра обнюхал платок с настойчивостью бладхаунда и закрыл глаза, припоминая божественный аромат, который принесла с собой Мэри, на мгновение заглянувшая в его цирюльню. Да! Запах был тот же самый: тонкий, невинный и в то же время настолько волнующий, что сердце цирюльника готово было выпрыгнуть из груди. Бережно сложив платок, он спрятал его за пазуху и, оставив на столе скромную плату за ужин, покинул «Жареную индейку», сожалея о том, что бокор приказал явиться назавтра, в то время как его снедало нетерпение поскорей достичь желанной цели.

Отредактировано Эзра Паунд (2016-08-10 19:47:16)

На следующий день Нассау был потрясен невиданным ранее событием: единственная в городе цирюльня была закрыта, а ее хозяин не откликался на настойчивый стук в дверь, которым пытались привлечь к себе внимание его старые и новые клиенты. И если бороды и усы еще могли подождать возвращения цирюльника, то больные зубы и гнойные чирьи ждать не хотели.
Если бы страдальцы знали о том, что цирюльник находился за запертой дверью, наверняка не обошлось бы без выбитых окон, а саму дверь наверняка бы выломали, тем более что почти у большинства клиентов мистера Паунда был немалый опыт взятия штурмом хорошо укрепленных фортов. Но поскольку из цирюльни не доносилось ни звука, осаждающие решили, что ее владелец отбыл по срочному делу и в конце концов удалились восвояси, осыпая эскулапа злобными проклятиями и решая, к кому направиться за врачебной помощью: к местному кузнецу или относительно трезвым с утра корабельным хирургу или плотнику.
Сам цирюльник, встретивший зарю в полной боевой готовности, сидел в своей холостяцкой спальне, оставаясь глух к шуму на улице. Как и накануне вечером, его снедало нетерпение: поставив перед собой большие песочные часы, он неотрывно следил за тем, как песок струится из одной колбы в другую, медленно просачиваясь сквозь узкую перемычку, и в буквальном смысле слова считал часы, оставшиеся до захода солнца. Изредка он отрывался от этого монотонного занятия, чтобы очередной раз наполнить бокал из венецианского стекла ( подарок капитана, которого он успешно избавил от многолетнего мучительного недуга, коим до него страдали как минимум один  папа римский и  один французский кардинал)*
укрепляющим силы травяным отваром, но каждый раз снова возвращался к прерванной вахте. Рядом с часами на столешнице лежал платок с инициалами М и Д, и вахтенный то и дело брал его в руки и вдыхал тонкий аромат, от которого у него кружилась голова и слабели ноги. К наступлению вечера он был близок к помешательству: голова пылала, в то время как ступни и кисти оставались ледяными, а в глазах мелькали то черные мушки, то кроваво-красные сполохи,  и Эзра дрожал и корчился как матрос, мучимый то ли жестоким приступом болотной лихорадки, то ли пляской святого Витта.
Когда на каменный пол его добровольной темницы легли вечерние тени, он закутался в широкий и длинный темный плащ, надвинул на лоб широкополую шляпу и, как призрак, прокрался к задней двери, выскользнул из дома в  безлюдный проулок и полетел по улочкам Нассау, а потом по пустынному берегу, как огромная летучая мышь,  и полы его черного плаща трещали и хлопали на ветру как кожистые крылья дьявольской твари. Добравшись до камня, Эзра остановился, перевел дух и огляделся, прижимая руку к груди, на которой был спрятан ключ к сердцу его возлюбленной.

Отредактировано Эзра Паунд (2016-08-14 10:02:27)

Ради успеха дела Эзра был готов на многое, но приказ раздеться его смутил: он не помнил, когда в последний раз снимал с себя исподнее и парик в присутствии женщины, не говоря уже о мужчинах. Отчего-то присутствие бокора смущало его гораздо больше, чем взгляд красивой девушки: а вдруг колдун будет оценивать некоторые части его тела и строить на этом шатком фундаменте далеко идущие выводы подобно тому как древние авгуры прорицали будущее по расположению внутренних органов, извлеченных из вспоротых животов священных быков? Тем не менее, внешне проявлять свои душевные колебания он не стал и принялся избавляться от одежд с той же неспешностью и методичностью, с какой подходил к любому, самому пустяшному делу.
Сначала вытащил из-за пазухи платок Мэри и аккуратно разложил его на камне. Затем потянул за завязки плаща, снял его положил на песок, расправив складки ткани столь же тщательно, как до того - платок. За плащом последовала широкополая шляпа, за шляпой - рубашка, башмаки, штаны и чулки с подштаниками. Парик он снял в последнюю очередь, предварительно увязав остальные вещи в плащ, после чего увенчал этот внушительный узел белым навершием. Облачившись в длинную рубаху, которую принесла помощница бокора, он застыл на песке, ожидая следующих указаний.

Отредактировано Эзра Паунд (2016-08-20 08:20:22)

Неофит покорно дал увлечь себя в круг, подчиняясь воле бокора. Да и мог ли кто на его месте сопротивляться силе, которую тот излучал?  Поначалу Эзре казалось, что он медленно, но неуклонно погружается в вязкую глубину Гудвинских мелей*: его босые ноги ступали след в след за поводырём так, будто были налиты свинцом,  по щиколотку проваливаясь в  песок, на котором, как белые змеи, извивались причудливые узоры. Но неумолчный гул барабана, отдававшийся в его висках дробным перестуком маленьких деревянных молоточков, сделал свое дело: Эзра почувствовал как его бренное тело мало-помалу наполняется светом и воздухом, а шаг, бывший дотоле тяжелым и неловким, становится легким, как перышко.
Там-там...там-там... - гремел барабан, и цирюльнику вдруг помстилось, что это не юная помощница бокора извлекает ритмичные звуки из обтянутого козьей кожей ритуального кубка*,  а белокрылый ангел призывает его к себе кимвалом звучащим, и имя этому ангелу - Мэри...
Потрясенный снизошедшим на него откровением, Эзра споткнулся на ровном месте и остановился, воздев глаза и руки к небу и тщётно выискивая в этой безмолвной и тёмной пустыне светлый ангельский лик.

Отредактировано Эзра Паунд (2016-08-25 07:26:31)

Цирюльник завороженно следил за тем, как вытекала из его ладони темная блестящая струйка. Вместо страха и боли, которые на его месте мог или должен был чувствовать обычный человек, он ощущал, как его душу охватывает хорошо знакомый экстаз. Эзра Паунд любил вид и запах свежей крови: возможно, именно потому и выбрал себе ремесло цирюльника и хирурга, благодаря которому мог ежедневно  орудовать ланцетом и бритвой, безнаказанно пуская кровь своим клиентам. Не было ничего более красивого и изысканного ( на его взгляд), чем надрезать острым ланцетом вену и смотреть как кровь заполняет подставленную емкость. Бывало, что больной расставался с целой миской венозной крови, поскольку Эзра был так увлечен наблюдением за процессом, что не торопился наложить тугую повязку. Вот и сейчас ему потребовалось некоторое усилие для того, чтобы оторвать взгляд от рубиново-красных бусин, падающих на белый песок, и сосредоточиться на том, что говорил ему бокор. Преодолев навязчивое желание лизнуть собственную ладонь, чтобы ощутить на языке восхитительный солоноватый вкус свежей крови, цирюльник мысленно повторил требование бокора. Жертва! Какое удивительное, великолепное слово! Сколько в нем оттенков и скрытых возможностей! Эзра припомнил недавний случай в цирюльне, когда его остро наточенная бритва чуть было не перерезала яремную вену Мейнарда Хоббса, и его тело пронзила сладострастная дрожь: скользни его инструмент на волосок ближе... О да, последнее время он все чаще испытывал желание перерезать кому-нибудь горло лишь для того, чтобы насладиться зрелищем фонтанирующей алой крови. Но бокор явно не имел в виду жертву такого рода, приказав  найти ту, на которую указывал платок, но не  Мэри! Странно, очень странно... Эзра нахмурился, пытаясь понять, из-за чего вдруг такая путаница, и тут же осознал причину, вспомнив, где и при каких обстоятельствах он раздобыл "ключ".  Возможно и даже вероятно, что Мэри выронила платок на улице, а чья-нибудь служанка, подружка пирата или девица из заведения Мэплтон его нашла, а затем забыла в таверне. Однако он тут же отверг версию с пиратскими шлюхами: бокор сказал, что посредница между ним и духами дорога Мэри. Насколько ему было известно, старая миссис Доусон давно лежала в могиле, а сестер у Мэри не было, но могла быть близкая подруга или верная служанка... Вот ими-то он и займется.
Эзра сжал пальцы пораненной руки в кулак, надеясь сохранить несколько драгоценных капель,  и торжественно кивнул:
- Я приведу к тебе ту, которую требует твоя госпожа, о мудрейший! Но это случится не завтра, ведь сначала мне нужно ее отыскать 

Отредактировано Эзра Паунд (2016-08-26 07:07:34)