Джек не зевал: подхватил супругу под одобрительные крики гостей и даже не пошатнулся.
- Спасибо, друзья, за поздравления! -поблагодарил он присутствующих, хотя особо их с Мэри никто не поздравлял: скорее, это они сами должны были  поздравить гостей с тем, что те получили бесплатную выпивку за счет заведения. – Через полчаса закрываемся, так что допивайте ром – и до новых встреч, а мы с миссис Рэкхем пойдем отдыхать прямо сейчас – день выдался долгий и нам уже пора баиньки.
- Тю! – воскликнул захмелевший моряк, которого Джек знал еще с тех времен, когда пиратствовал, - С такой кралей разве заснешь?
Остальные одобрительно заулюлюкали и застучали опустевшими кружками по столам, призывая служанок снова их наполнить. Джека это мало волновало. Он понес Мэри к лестнице, по дороге аккуратно обойдя Бетти, которая все еще возилась с тряпкой и совком, уничтожая следы своей нерадивости.
- Ну что, миссис Рэкхем? – спросил Джек, ставя ногу на первую ступень лестницы. – Будем спать или тряхнем стариной перед дальней дорогой?

Перед тем, как покинуть «Льва и ягненка», - свой первый настоящий дом за все то время, которое прошло с тех давних пор, как он сбежал из родительского дома, - Джек собрал слуг и сообщил им, что надолго уезжает  в дальние края, а трактир оставляет на попечение Блумингдейла.
- Во всем слушайтесь мистера Блумингдейла, не ссорьтесь, не ленитесь, - заключил он отеческим наставлением свою короткую прощальную речь. -  Вернусь – награжу всех по заслугам. Но и накажу, ежели узнаю, что кто-то бил баклуши или воровал.
Впрочем, говорить об этом было излишне: Блумингдейл прекрасно разобрался бы с нерадивым или нечистым на руку рабом и без его участия. Бывший квартирмейстер был суров, но справедлив, а рука у него была тяжелая. Обнявшись и поручкавшись с Блумингдейлом, Джек по очереди расцеловал всех рабынь, особо задержавшись на Бетти, которая вдруг завыла так, как будто провожала его в последний путь, и  подавил тяжелый вздох: он предпочел бы взять Блумингдейла с собой, однако обстоятельства этого не позволяли. Точно также и Мэри отказалась взять с собой  Бена, отправив его на шлюпе  вместе с частью команды в сторону, противоположную той, куда они сами намеревались идти, чтобы сбить возможных преследователей со следа. Об этом она сообщила Джеку ночью, во время короткого перерыва между двумя жаркими соитиями. Джек возражать не стал: идея Мэри была тактически верной. Чего он не понял, так это зачем она собиралась прихватить, помимо Гбемизолы, еще одну рабыню, - ту, которая вечно скалила зубы и задирала Джека. Но и тут спорить не стал: матери виднее, сколько нянек понадобится ее младенцу. Поэтому, когда спустя час небольшой баркас, распустив единственный парус, вышел из бухты Кингстона, на его борту оказалось шестеро: двое мужчин, три женщины и один ребенок.  Джек предпочел бы другой расклад, но подумав, решил, что Мэри стоит двух, а то и трех мужиков, так что в целом разумный баланс соблюден. Однако первый же день в море разрушил эти иллюзии: Соломон, на которого он возлагал основные надежды, как на матроса, слег с морской болезнью, и вся тяжесть корабельной рутины легла на плечи Джека и Мэри, в то время как чернокожий размазня лежал на палубе и непрерывно стонал и жаловался  на боли в животе,  а попутно заблевал все вокруг в радиусе двух ярдов. Джек все время стоял у руля, и стоны и жалобы Сола отвлекали его и выводили  из себя. Гбемизола суетилась вокруг страдальца, подтирая за ним и  меняя компрессы на его взмокшем от испарины лбу, по которому Джек с удовольствием врезал бы веслом или вымбовкой. За Джонни присматривала Джанетта. Впрочем, это было сильно сказано, поскольку рабыня больше таращилась на бакланов и чаек, круживших над баркасом. В общем, вокруг царил полный бардак, но Джек помалкивал, потому как рабы принадлежали его благоверной, а она не терпела чужой критики в их адрес, хотя сама могла приложить так, что мало не покажется.
- Послушай, Мэри, - обратился он к своей теперь уже законной половине для того лишь, чтобы не обращать внимания на нытье Соломона и не разразиться проклятиями в присутствии Джонни, который вошел в тот возраст, когда ребенок начинает перенимать у взрослых слова и целые фразы. - А хорошо я придумал с названием баркаса? San Juan, - Святой Джонни по-нашенски. Теперь ни одна испанская собака не догадается, что на нем - англичане!

Джек с благодарностью взглянул на свою прекрасную (действительно прекрасную!) половину. То, что Мэри цедила ругательства сквозь плотно сжатые зубы, он пропустил мимо ушей. Зато и похвалила его за выбор названия для баркаса – а это многого стоило. Но особенно его тронуло, что Мэри вспомнила их житье-бытье на необитаемом острове. Много чего им там пришлось пережить, - всего и не упомнишь! Джек помнил основное: драку из-за книги и  ночь в пещере, - ночь, которая стала отправной точкой их взаимоотношений. Ох и хорошо же было! Впрочем, это слово даже близко не описывало то, что он тогда чувствовал. С Мэри ему всегда было хорошо, но тот первый, незабываемый опыт ни разу не повторился, и Джек гадал, повторится ли он когда-нибудь.
- Хорошее было время, - сказал он, перекладывая руль по ветру. – А Сол оклемается: попервой все так мучаются. Хотя конечно мог бы и поменьше ныть, - велика беда! Но негры – они как дети малые: то поют и пляшут, то помирают от самой простой болячки. А Джонни – кремень! Вот из него точно моряк выйдет:  по палубе ползает так же резво, как Флинт после попойки.
Джонни дополз до бухты якорного каната и попытался на нее взобраться.
- Нет, ну ты смотри! – восхитился Джек. – Куда там Флинту: он и на трезвую голову так бы не смог! Эй, Джанетта! Ты на что там пялишься? Возьми ребенка на руки: ежели он в воду свалится, я тебя рыбам скормлю.
Джанетта фыркнула, но поднялась на ноги и неуверенно ступая по палубе пошла к Джонни.

- Не боись, - подбодрил рабыню Джек. – Палку мы тебе найдем: вон у Соломона какая дубина, - будто специально сделана, чтобы  морских чудищ от тебя отгонять.
Джанетта посмотрела на него непонимающим взглядом, потом до нее дошло, и она вздернула голову и отвернулась, с досадой закусив губу. Гбемизола, к счастью, не прислушивалась к тому, что там болтает капитан их маленького судна: была полностью поглощена уходом за больным.
- А до берега еще долго, - как ни в чем не бывало, продолжил Джек, подмигнув Мэри, - Неделя, не меньше. Так что набирайся терпения, голуба. Эй, Гбемизола! Что там у нас на зуб положить можно? Время-то обеденное! Джонни небось проголодался...
Джонни не Джонни, а самому Джеку жрать и вправду хотелось: спозаранку  ничего не ел, кроме полудюжины яиц с беконом, которые приготовила ему на завтрак убитая горем Бетти. И еще какой-то снеди завернула в промасленную бумагу и чистые тряпицы, а потом сложила в холщовый мешок, чтобы хозяин прихватил с собой в дорогу, - что именно, Джек не понял, времени не было рассматривать.
Услышав о еде, Соломон еще громче застонал, весь скрючился и скукожился, и очередной раз изверг из пустой утробы фонтан желчи.
- Тьфу ты, ну-ты, - в сердцах пробурчал Джек, скорчив гримасу. – Ну чисто кит, только за его спермацет никто и гроша ломаного не даст.

Джек угощение сметелил в один момент и задумался: открывать ли припасы, которые собрала ему в дорогу Бетти. Черт его знает, как объяснить Мэри, откуда это все взялось. Решил отложить это дело на ужин и снова задумался. Харчиться тайком от остальных было бы нечестно, а ежели еда два дня на жаре пролежит - стухнет. А может, и раньше стухнет, и вот этого Джек допустить не мог.
- Спасибо, душа моя, очень вкусно, - поблагодарил он Мэри. - Только я бы еще чего-нибудь съел. Блумингдейл мне в последний момент мешок с харчами сунул, сказал, что Рози собрала по его просьбе. А я даже и не знаю, что там внутри. Давай посмотрим?
Джек закрепил штурвал и уселся рядом с ним на палубу, положив на колени мешок.
- Так, что у нас тут, - пробормотал он, вытаскивая из мешка свертки и разворачивая первый из них. Внутри оказалась горка маисовых лепешек, они могли храниться долго, и поэтому Джек отложил их в сторону. Вслед за лепешками на свет появился кулек с лимонами, - Джек насчитал целую дюжину крупных, ярко-желтых плодов, и присоединил их к лепешкам. Лимоны помогали от цинги, вот только об этом мало кто знал, и Джек никак не мог взять в толк, откуда об этом было известно Бетти. Но следующий предмет, который он вытащил из мешка, прояснил ситуацию.
- Хорошо пойдет вместе с долькой лимона! - объявил он, показывая бутыль Мэри. - Кстати, а ты захватила с собой что-нибудь выпить?
Джек снова пошарил в мешке  и извлек кусок пирога с бараниной, от которого несся такой упоительный запах, что у него слюнки потекли. Мешочек сухофруктов  вперемешку с орехами оказался последним, что было  в мешке и Джек перевернул его, чтобы как следует вытрясти. На палубу выпала туго скрученная бумажка и Джек нахмурился:
- Хм, уж не написал мне Блумингдейл письмецо напоследок? - пробормотал он и потянулся к свернутому листку.

Джек без особого интереса глянул на бумажку. Что такого мог написать ему Блумингдейл, кроме того, чтобы пожелать счастливого пути и быстрого возвращения? Квартирмейтер не отличался особой чувствительностью, поэтому Джек и не понимал, зачем тот взял на себя труд что-то писать, когда все можно было высказать в двух-трех словах. Но как только он увидел крупные печатные буквы, стоявшие вкривь и вкось, как покосившийся забор, пирог с бараниной встал ему поперек горла.
" МАССА ДЖЕК" - гласила записка, - "Я ВАС ЛУБЛУ И БУДУ ЖДАТЬ ВАШЕГО ВАЗРАЩЕНИЯ. БЕРЕГИТЕ СЕБЯ!"
Под этими словами было пририсовано огромное сердце, выведенное кровью и проткнутое тремя палочками, напоминавшими вязальные спицы.
Джек все еще продолжал механически жевать пирог, не ощущая его вкуса, а в голове у него теснились такие мысли, от которых хотелось сигануть за борт. Мэри, конечно же, решит, что он трахал рабыню, а он и пальцем к ней никогда не прикоснулся, если не считать поцелуя в щеку, которым он наградил ее на прощание. Так ведь он всех девиц расцеловал!
- Бедлам какой-то, - с трудом проглотив остатки пирога, фыркнул Джек и выхватил записку из пальцев Мэри. - Девка умом тронулась, не иначе!
Разорвав записку на мелкие клочки, он бросил их на палубу, и ветер тут же унес их в море.

Все обернулось именно так, как Джек и предполагал. Мысленно он клял Бетти, которую сдуру угораздило сделать такую глупость. Впрочем, действительно ли она сделала это ненамеренно? Бетти была отнюдь не глупа, и поразмыслив, Джек заподозрил, что в ее действиях был тайный умысел. Как бы то ни было, поправить было уже ничего нельзя: Мэри была ревнива, как сто чертей, и вряд ли поверила бы ему, если бы он стал убеждать ее, что между ним и рабыней ничего не было. Стряхнув крошки, он подхватил бутылку с ромом и снова встал к штурвалу, приказав Джаретте собрать лимоны и сложить всю провизию обратно в мешок.
Ветер неожиданно стал крепчать, и Джек почувствовал легкую тревогу: теперь, когда Мэри отрастила на него зуб, в его распоряжении остались две никчемные курицы и Соломон, проку от которого было не больше, чем от балласта. Впрочем, Гбемизола всегда казалась ему гораздо сообразительнее Джаретты, поэтому он окликнул ее и, когда рабыня, неохотно оставив Соломона, подошла к нему, сказал:
- Ночью надо вахты нести даже на такой скорлупке, как эта. Придется тебе подсобить маленько. Я до двух ночи продержусь, а потом прикорну прямо здесь, а ты часика два  порулишь, а если что, - разбудишь меня. Все поняла? Тебе особо делать ничего не придется, только удерживать руль в том положении, в котором я скажу.
- А он как же? - жалобно спросила Гбемизола, кивком указывая на Соломона и всем своим видом выражая нежелание нести вахту.
- А он как-нибудь без тебя два часа перекантуется, - отрезал Джек. - Или ты хочешь, чтобы мы все вместе на дно пошли?

Джек отхлебнул из бутылки, - не потому, что ему хотелось выпить, а чтобы добро зря не переводить. Мэри могла  бутылку и за борт бросить в гневе. Ром оказался забористым и чистым, как слеза, но увлекаться им не стоило, хотя посвежевший ветер забирался под куртку и пробирал до самых костей. Гбемизола все так же  несла вахту рядом с Солом и Джеку пришла в голову дельная мысль.
- Дай-ка ему хлебнуть, - сказал он, протягивая бутыль рабыне. - Ром -лучшее лекарство.
Гбемизола недоверчиво на него взглянула, но подошла и взяла бутыль.  Соломона долго уговаривать не пришлось: откуда силы появились, сразу облапил бутылку и сделал из нее два добрых глотка.
- Ты понемногу пей, - посоветовал Джек. - Не то развезет еще пуще. Лекарство малыми дозами принимают, не вода поди.
Солнце было готово закатиться за горизонт, окрасив неспокойные воды зловещими красными сполохами, - будто кровь растеклась или невидимая рука бросила на океан длинные полосы алого шелка. Тревога Джека все возрастала, и он не сразу заметил, как на палубе появилась Мэри.
- Как там малец наш? - спросил он, решив не затрагивать больную тему с запиской. - Не укачало?

Джек никак не ожидал, что разгневанная супруга предложит ему свою помощь, - не в том она пребывала настроении. Однако по достоинству  оценил ее поступок. Видимо, сказывалась долгая выучка, полученная в то время, когда Марк Рид бороздил Карибское море. Главное для моряка – дисциплина. И даже пираты это понимали, ведь на каждом члене команды лежала равная доля ответственности за то, что происходило с кораблем. Он до хруста потянулся, чтобы размять затекшие плечи и покрутил головой, чтобы немного расслабить мышцы шеи.
- Погода портится, - сказал он. – Через час начнется буря, зуб даю. Глянь на закат: такое красное зарево неспроста, да и ветер крепчает.
Вторя его словам, морской властелин швырнул на палубу пригоршню соленой воды, но, учитывая размеры его ручищи, волна обдала  крохотных людишек с головой.
- Проклятье, - в сердцах ругнулся Джек. – Знаешь, лучше тебе к Джонни вернуться, а я уж тут сам справлюсь.

Гладко же начиналось их путешествие, а вместе с ним и счастливая семейная жизнь, ничего не скажешь... Джек, хотя уже и начал закипать, сумел сдержаться и вежливо отклонил предложение супруги:
- Душа моя, куда же мне валить? Разве что за борт прыгнуть. Каюта занята, а на палубе твои рабы разлеглись – ступить некуда.
И действительно, Гбемизола, утомленная бдением над Солом, прилегла рядом со своим любезным и, кажется, задремала.  Джек неодобрительно покачал головой, но не стал распинаться на тему лени и разгильдяйства, и только заметил:
- Ладно, займусь делом: надо определить, где мы сейчас находимся. Черт, куда я положил квадрант...
После того, как квадрант был найден, Джек помучался с измерением углов, затрудненным из-за усиливавшейся качки, и в конце концов установил, что их маленькое судно находится примерно на шестнадцати градусах северной широты. Это был неплохой показатель, оставалось вычислить долготу, а это уже было крайне непростым делом. Были капитаны, которые при помощи наблюдений за луной и последующих трехчасовых вычислений могли довольно точно определять долготу. По слухам, таким умельцем был Флинт, и совершенно точно, - Дженнингс. Джек такими талантами не обладал и пользовался более простым навигационным счислением, хотя и с переменным успехом. Вздохнув, он отправился на корму измерять скорость при помощи лот-линя и песочных часов. Зная скорость и направление баркаса, он мог более-менее верно рассчитать местоположение судна.

Идея привязать Соломона к единственной мачте была не дурна и Джек, которому было нечем заняться и некуда приткнуться, отправился помогать Гбемизоле. По самым его скромным прикидкам чернокожий великан, чей рост достигал шести футов и трёх дюймов, весил не менее шестнадцати стоунов, и рабыня провозилась бы до рассвета, пытаясь перетащить его мощное тело и привязать его к мачте. Джек и сам коротышкой не был, но на Сола всегда смотрел снизу вверх. Вместе с Гбемизолой они доволокли тяжёлый груз до места и при неверном свете фонаря начали обвязывать его тонким, но прочным канатом. Впрочем, морские узлы умел вязать только Джек, а Гмебизола получила возможность наблюдать и учиться.
Перекрикивая  завывание ветра и грохот волн, Джек заорал благим матом,  чтобы Мэри не подумала, что он под шумок непогоды кадрит ее рабыню:
- Не зевай и рот не разевай, а то чайка в него залетит! Сейчас я буду вязать булинь, а ты смотри и учись! Булинь- король морских узлов: завязывается легко, не скользит, годится и для страховки, и для швартовки, и для того, чтобы привязывать к мачте таких раздолбаев как твой сердешный друг!
Объясняя Гбемизоле морскую премудрость, Джек и сам не зевал: сделал из каната петлю, провёл сквозь неё ходовой конец, обогнул его вокруг коренного и снова просунул в петлю. Когда же все основные действия были выполнены, протянул конец Гбемизоле и приказал:
- А теперь затяни, да потуже!

Огромная волна обрушилась на баркас и потащила Джека к правому борту. Ошеломленный, ослепленный и лишившийся дара речи, он в последний момент сумел ухватиться за босую ступню Соломона и лишь благодаря этому не был смыт за борт. Соломон даже не пошевелился, и у Джека промелькнула мысль, что великан успел захлебнуться водой. Однако слишком долго размышлять над этим предположением не приходилось.  Если Соломон и успел отдать душу морсоку дьяволу, это была не его, Джека, проблема.  Едва отдышавшись, Джек на карачках пополз к штурвалу, у которого стояла Мэри,* - несгибаемая, непоколебимая, суровая пиратка, а по совместительству – его законная супруга,  страстная любовница и мать его сына, чему он не переставал удивляться.
Выхаркав из себя не менее двух галлонов соленой воды, Джек с трудом поднялся на ноги и первое, что сделал, - ухватился обеими руками за штурвал, потеснив Мэри.
- Нас к северу сносит, - прохрипел он севшим голосом. – Надо парус убрать...
Баркас швыряло из стороны в сторону, как ореховую скорлупку, девятые валы продолжали заливать палубу и Соломона, а руль, к ужасу Джека, окончательно  заклинило. Благодаря этому они все еще держались прежнего курса, но с риском пойти на дно.

*Надеюсь, что стояла.

Джек клял себя на чем свет стоит: за то, что уговорил Мэри выйти в море на утлом баркасе, за то, что не взял  с собой еще одного бывалого матроса. Он не предполагал, что погода преподнесет такой сюрприз в самом начале плавания, а надо было пораскинуть мозгами. Расслабился в своей игрушечной таверне, потерял чутье. В голове билась мысль: почему он поставил на кон жизнь Джонни? Они-то с Мэри всегда были готовы к тому, что окончат свой земной путь в морской пучине, но Джонни такого точно не заслужил. Неужто были правы попы, когда утверждали, что грехи отцов (и матерей, мысленно добавил Джек) падут на детей до седьмого колена? Они с Мэри нагрешили немало, и надо было ему остаться на необитаемом острове,  чтобы не усугублять все то, что натворил он в бытность пиратом, а вести жизнь одинокую и оттого праведную.
Новый девятый вал, злобно шипя, обрушился на баркас. Нактоуз разлетелся в щепы, а штурвал опасно затрещал. Крепко зажмурившись, Джек повис на штурвале, вцепившись в него, как клещ в загривок собаки. Соленая вода выедала глаза и он не сразу смог открыть их, чтобы проверить, как там Мэри. А когда открыл, то не увидел ее: перед глазами висела серая пелена из дождя и морской пены.
- Мэри! – заорал он, холодея от дурного предчувствия. – Мэри!!! Ты цела?!
И тут его взгляд уцепился за нечто такое, что заставило сердце провалиться в пятки. В нескольких кабельтовых от баркаса находился огромный трехмачтовый корабль, угрожающе нависнув над их скорлупкой. Старые паруса были изорваны вдрызг, из шпигатов по заросшему ракушками борту потоками лилась вода, а на шканцах стоял капитан, - высоченный, ростом с Соломона, моряк в шляпе с широкими полями.
Столкновение было неизбежно: у баркаса с заклинившим рулем не было  возможности произвести маневр, а капитан безымянного судна смотрел не на него, а прямо перед собой.
- Отворачивай! – завопил Джек, позабыв о Мэри, но ни на секунду не переставая думать о Джонни. – Отворачивай, падла!
Капитан повернул лицо к нему и Джек увидел череп с черными провалами вместо глаз.

Джек замер, не веря своим глазам, но факт оставался фактом: они попали в око тайфуна, или «глаз бури», как чаще называли это явление моряки. Впрочем, он ни разу не встречал никого, кто бы действительно там побывал. Крик Мэри вывел его из оцепенения: он встрепенулся и крикнул в ответ:
- Тут я! – радуясь, что его подруга цела, и ужасаясь тому, что ждало их впереди.
Встреча с Летучим Голландцем ничего хорошего не предвещала, - об этом знали все моряки. И то, что сейчас они оказались в сравнительной безопасности, было всего-лишь короткой  отсрочкой перед грядущими бедами. Капитан Летучего Голландца, все еще сверливший его взглядом своих пустых глазниц, внезапно сделал шаг вперед и очутился прямо перед Джеком. Одежда на нем была старая, изношенная: латунные пуговицы на камзоле покрылись патиной плесени, кружевные манжеты истрепались и напоминали порванную паутину, а из огромной прорехи на левой стороне груди, выглядывал краб. И все же весь его облик дышал мужеством и благородством, отчего Джек почувствовал себя еще больше не в своей тарелке.
- Имя, звание? – рявкнул призрак громовым голосом. – Откуда и куда следуете?
- Кап-питан Джон Рэкхем, - с трудом подавив икоту, ответил Джек, назвавшись полным именем. – Идем из Кингстона в Сан-Хуан-дель-Норте, а оттуда – в Перу.
- На этом корыте? – призрак презрительно фыркнул и оскалил желтые зубы. – Кто еще на борту?
- Старший матрос Марк Рид, - отрапортовал Джек, бросив быстрый взгляд на Мэри, одетую по-мужски. –  И черномазый юнга. Все перед вами, ваша милость.
О Джонни и двух черных курицах, сидевших в крошечной каюте, он умолчал, надеясь, что у рабынь хватит ума не высовываться.
Соломон, привязанный к мачте, начал подавать признаки жизни, и Джек уставился на него, гадая, не выкинет ли великан какое-нибудь коленце. Призрак обернулся и скользнул взглядом по Мэри, а затем наклонился, внимательно рассматривая юнгу шести футов и трех дюймов росту.
Распрямившись, призрак задрал голову и крикнул невидимой команде Летучего Голландца:
- Джентльмены, а не взять ли нам на борт еще одну пороховую обезьяну? – и раскатисто захохотал, а сверху ему завторил эхом дружный хохот сотни мужских глоток.
Джек для приличия тоже усмехнулся незатейливой шутке. Положа руку на сердце, на Соломона ему было плевать. И если такова была цена, которую назначил капитан Голландца за то, чтобы отпустить их с миром, он был готов ударить с ним по рукам. И тут же ему стало не до смеха: из каюты донесся тонкий плач младенца. Призрак оборвал смех и молниеносно обернулся на звук.
- Трое вас, говоришь? – с угрозой в голосе спросил он и сделал шаг по направлению к каюте.
- Да это кошка мяучит, ваша милость, - такая зараза попалась, ни сна от нее ни покоя, и выбросить жалко....
Джек заступил дорогу капитану, хотя поджилки у него и тряслись, как подтаявший студень. Призрак отшвырнул его прочь одним движением руки и потянулся к ручке двери, за которой захлебывался истошным плачем Джонни.