Выскочив из трактира, Джек помчался к дому Блумквиста: у коммерсанта, с которым он по пьяной лавочке свел дружбу около полугода назад, была внушительная коллекция карт и лоций Адмиралтейства, и Джек собирался ею воспользоваться. Можно было бы обратиться к Дженнингсу или губернатору, однако это вызвало бы ненужные вопросы, а кроме того, Джек еще не придумал предлога, благодаря которому мог бы объяснить тому и другому свое предстоящее прошение об отставке. Эта необходимость терзала его, как раскаленный вертел – задницу грешника, но он, по своему обычаю, оставил самое важное на потом. А Блумквист не стал бы ничего спрашивать по той простой причине, что его это не волновало и к тому же он вот уже месяц как отсутствовал в Кингстоне, отправившись по своим коммерческим делам в Бостон. Но поскольку все слуги знали о его приятельских отношениях с Джеком, последний был уверен, что получит свободный доступ в его библиотеку. Джек так торопился, что даже не взглянул на «Льва и ягнёнка» и потому не заметил, что входная дверь закрыта, хотя время было такое, когда завсегдатаи уже начинали стекаться в трактир, чтобы опохмелиться после вчерашней попойки. Не заметил он и того, как шевельнулась занавеска в окне комнаты, которую недавно занимал почивший шкипер. Шевельнулась, чуть сдвинулась в сторону и снова вернулась на место.
- Дьявол раздери этого Рэкхема, - пробурчал рослый моряк, наблюдавший из-за занавески за входом в «Необитаемый остров», из которого только что выскочил Джек. – Только что от одной бабы вышел, и сразу же к другой помчался, да так, как будто ему в штаны горячих угольев насыпали.
- Знать, сильно  горит, -  хмыкнул другой, пониже ростом, но широкоплечий и крепкий на вид. – Может, пока он будет пожар в штанах тушить, мы к его номеру первому наведаемся? Наверняка он ей сболтнул что-нибудь, пока она постельных клопов спиной давила.
- Рано, - возразил первый. – Сперва дождемся его и заставим петь соловьем. Он точно знает, где карта и остальное: в вещах Билли кто-то рылся, а кто это мог быть, как не хозяин трактира? А если  он молчать будет, вот тогда мы к его бабе и зайдем на огонек.
- Не будет он молчать, - уверенным тоном заявил второй. – И не таким молчунам языки развязывали.
Он  бросил взгляд на кровать, на которой неподвижно лежало человеческое тело, крепко скрученное веревками и с кляпом во рту, и с некоторым уважением добавил:
- А этот крепким орешком оказался. Даже жаль, что придется его в расход пустить.
-  А черномазых  не жаль? – с насмешкой в голосе поинтересовался первый. – Их ведь тоже придется в расход пустить, чтобы свидетелей не оставлять. Кстати, спустись-ка в подвал, проверь: вдруг какая-нибудь шалава сумела веревки развязать или от кляпа избавиться.
Низкорослый крепыш пожал плечами в ответ на такое невероятное предположение и презрительно сплюнул на чисто выметенный пол.
- Ладно, как скажешь. Схожу проведаю черных цыпочек, - нехотя промолвил он и неторопливо направился к двери.

Получив беспрепятственный доступ в библиотеку Блумквиста, Джек без особых трудов обнаружил нужную карту и хотел было ее скопировать, но потом решил, что позаимствует на время. Сунув карту за пазуху, он покинул дом коммерсанта, задержавшись на выходе, чтобы покалякать  с чернокожим дворецким, и потопал обратно, намереваясь сначала заглянуть во «Льва и ягненка», а уж потом идти к Мэри. Мысленно он повторял предстоящий маршрут: сначала по морю добраться до портового городка Сан-Хуан-де-Норте, известного среди англичан как Грейтаун и стоявшего в устье судоходной реки Десагвадеро*, затем подняться вверх по реке  до озера Никарагуа, преодолев почти сто двадцать миль, а по нему – до маленького поселения Пенья-Бланка, от которого было рукой подать до портового города Сан-Хуан-дель-Сур на берегу Тихого океана, откуда им предстояло идти к Перу, держась береговой линии.
Единственным слабым местом маршрута был короткий участок между Пенья-Бланка и Сан-Хуан-дель Сур, пролегавший по суше, но если вместо шлюпа использовать баркас, проблема решалась. Баркас можно было легко разобрать и, наняв местных извозчиков, переправить его на телегах с волами от озера к океану, без особых хлопот преодолев каких-то семнадцать миль. Занятый этими мыслями, Джек попытался войти во  «Льва и ягненка», но с удивлением обнаружил, что дверь заперта изнутри. Вытаращившись на нее, он попробовал сообразить, что бы это значило. Приближалось время обеда и первой серьезной выпивки для моряков, ошивавшихся без дела на берегу, а Блумингдейл закрыл заведение! Впрочем, поразмыслив немного, Джек решил, что его управляющий этим утром вообще не удосужился открыть паб, -  видимо, был страшно занят в постели со своей чернокожей зазнобой. Преисполнившись справедливого негодования, Джек собирался оповестить о своем появлении громкими ударами в дверь и не менее громкими проклятиями, однако передумал, решив застать управляющего врасплох и устроить ему хорошую выволочку. Обогнув дом, Джек подошел к двери черного хода, и там ему улыбнулась удача: дверь оказалась открыта. Однако внутри дома царила необычная тишина: Джек не слышал ни звона кухонной утвари, ни стрекотания чернокожих служанок, ни даже натужного скрипа кровати из комнаты управляющего. Дом как будто вымер, а холодный очаг в обеденном зале красноречиво намекал на то, что случилось что-то из ряда вон. Даже корабельный кот, любимец Блумингдейла, которого тот забрал с собой, собираясь навсегда пришвартоваться ко «Льву и ягненку», куда-то запропастился.
- Что за притча, - пробормотал Джек, чувствуя, как на загривке у него зашевелились волосы. Но пугаться собственной тени  в собственном доме он не собирался и потому громко крикнул, - Эй, есть кто живой?
Ответом была тишина, показавшаяся ему на редкость зловещей. Тем не менее он поднялся по лестнице на второй этаж, прислушиваясь к скрипу ступеней, который отдавался в груди неприятным холодком. В комнате Блумингдейла было пусто как на паперти в день поста, кровать была по-моряцки аккуратно заправлена. Джек остановился, хмурясь и разглядывая покрывало, на котором не было ни единой морщинки. Определенно, что-то случилось, но что? Не повел же Блумингдейл рабынь на пикник? Выйдя из комнаты управляющего, он пошел по короткому коридору, распахивая двери одну за другой и не обнаруживая даже следа человеческого присутствия, и наконец добрался до гостевой комнаты, которую недавно занимал безымянный шкипер. Распахнув дверь, Джек шагнул внутрь и уставился на кровать, не веря своим глазам: в первый момент он подумал, что покойник, обиженный скромностью похорон, восстал из гроба и вернулся во «Льва и ягненка», чтобы отомстить за проявленное к нему неуважение. Байки о таких чудесах Джек слышал не раз и не знал, радоваться ему или печалиться от того, что у «Льва и ягненка» появилось собственное привидение. Он открыл было рот, чтобы принести покойному шкиперу свои искренние извинения, но тут деревянный пол пришел в движение, как палуба корабля, застигнутого жестоким шквалом, и лицо Джека внезапно встретилось с особо прочной половицей, после чего вокруг воцарилась кромешная тьма.

*Ныне река Сан-Хуан

- Ты его не сильно ударил? – раздался в ушах Джека обеспокоенный голос, но глаза открывать он не стал, решил сначала послушать. – А ежели он окочурится, как мы тогда узнаем, где подарочек от Билли?
- Не окочурится, - ответил второй голос. – Это же Ситец: у него башка чугунная. Но давай-ка и правда приведем его в чувство.
Джек попытался пошевелить руками, но обнаружил, что они крепко связаны за спиной: по-видимому, с ним сделали то же самое, что он когда-то сделал с похитителем Джонни, привязав его к стулу, чтобы пытками добиться правды. Поток холодной воды, обрушившийся ему на голову, заставил его дернуться: оказалось, что и ноги привязаны к ножкам стула.
Кое-как проморгавшись, Джек открыл глаза и увидел двух моряков, один из которых держал в руках кувшин с водой для умывания. Рожи у них были не слишком дружелюбные, можно даже сказать, зверские были рожи.
- Смотри-ка, очухался! – оповестил своего подельника высокий моряк. – Ну что, Ситец: сразу нам все выложишь и уйдешь легко или хочешь помучаться перед смертью?
Судя по тому, что незваным гостям было известно его прозвище, о котором он сам успел забыть, они явно принадлежали к береговому братству, уже порядком поредевшему благодаря усилиям Короны и охотников за головами. Джек скосил взгляд на кровать и понял, что тело, которое он принял за призрак шкипера, на самом деле принадлежало Блумингдейлу. Звуки, которые тот пытался издавать ртом, плотно заткнутым кляпом, ничего хорошего не предвещали. Лицо Блумингдейла распухло от побоев и напоминало гнилую тыкву.
-  Вы скажите сначала, что вам от меня нужно, джентльмены, а после я подумаю, какой конец мне выбрать, - миролюбивым тоном предложил Джек.
- От тебя нам нужно то, что ты взял у Билли,  - немедля сообщил ему высокий, которого Джек про себя успел окрестить Оглоблей.
- У какого Билли? –  спросил Джек, принимая вид не великого умом простачка, который не понимает, чего от него хотят суровые парни. На самом деле он и правда ни черта не понимал и пытался вспомнить, кому перешел дорогу. – Вы о ком толкуете, джентльмены? О Билли, который Бонс, и который с Флинтом ходил? Да я его уже лет семь как не видел, как и самого Флинта.
- Вот паскуда! Издевается над нами, слышь? – обратился высокий к коротышке и ухо Джека обожгла увесистая оплеуха, за которой последовала вторая, а за ней и третья.
- Освежил я тебе память? – тяжело дыша, поинтересовался высокий, сжимая кулаки. – Гони карту и описание пути, не то я клещами у тебя яйца вырву. 
Такая перспектива Джека совершенно не устраивала, кроме того он подозревал, что и Мэри была бы от нее не в восторге. От оплеух у него и так уже звенело в ушах, а левое ухо начало распухать. И кажется, он начал смекать, какого Билли имел в виду высокий.
- За пазухой пошарь, - карта там, - сказал он, надеясь, что карта, которую он позаимствовал у Блумквиста, может ввести в заблуждение конкурентов. Но его надежды не оправдались: вытащив карту и мельком на нее взглянув, высокий наградил его славным хуком в челюсть, от которого Джек свалился на пол вместе со стулом и так и застыл с задранными кверху ногами.
- Не хочет он по-хорошему, - притворно вздохнул высокий, подув на разбитые костяшки правой руки, -  Сообрази-как нам молоток и клещи, Бобби.
- А может, ножницами сподручнее? – впервые подал голос коротышка, возвращая стул с привязанным к нему Джеком в вертикальное положение. – Чик – и петушок сразу все вспомнит и запоет.
- Тогда с него штаны снять придется, - возразил высокий. – А клещами можно и так, не раздевая.
Коротышка почесал в затылке и кивнул:
- Твоя правда, Джимми. Щас все принесу.

Пока коротышка ходил за клещами, Джек и верзила молчали. Верзила, как подозревал Джек, уже исчерпал все доступные ему средства словесного убеждения, а у самого Джека не находилось тем для разговора. Умолять о помиловании он не видел смысла, это лишь потешило бы самолюбие мерзавца. Джек готов был отдать ему карту: в конце концов, собственные яйца были ему дороже чужих сокровищ. Но карту он потерял, а как убедить в этом верзилу, не имел понятия. Впрочем, у него было описание пути с названиями основных населенных пунктов и он уже открыл рот, чтобы признаться в этом, как вдруг в коридоре раздался стук металла о дерево, и он навострил уши, пытаясь понять, что это означало. Верзила, до тех пор мерявший шагами комнату, остановился и обернулся к двери.
- Эй, Бобби! Ты чего там уронил? - крикнул он и сделал шаг по направлению к выходу.
Но поскольку ответа на его вопрос не последовало, он напрягся и потянулся рукой к ножу, висевшему на поясе в сыромятных ножнах. Джек тоже напрягся: в его душе вспыхнула надежда на то, что произошло что-то неожиданное, но сулившее его яйцам счастливое избавление от превращения в яичницу-болтунью. Блумингдейл заворочался на кровати, оборотив распухшее лицо к двери.
- Бобби? - повторил верзила, обнажая свой клинок и делая еще один шаг вперед, но ступая так мягко и осторожно, что старые половицы под его ногой не издали ни звука и Джек сразу же понял, что это опытный и закаленный боец, и на мякине его не проведешь.
- Ты выйди, проверь: может, твоего дружка  удар хватил, или он о ступеньку споткнулся и шею себе сломал, - дал он дельный совет верзиле, подмигнув Блумингдейлу.
- Заткнись, козёл... - прошипел верзила, не оборачиваясь и потянулся к ручке двери.
Джек и заткнулся, ожидая развития событий: а что он мог еще сделать, когда и вправду был опутан веревками, как бодливый козёл, которого везут на ярмарку?

Верзила был настороже, но все-таки чуток потерял бдительность, отвлекшись на Джека, и потому распахнувшаяся дверь застала его врасплох. Он успел отскочить, но потерял равновесие и ткнулся плечом в стену, витиевато выругавшись. И сразу же отпрыгнул в угол, подальше от двери, сжимая в руке нож.
- Ты рехнулся что ли, придурок? - заорал он, но его голос звучал неуверенно: наверняка сомнение в том, что дверь выбил подельник, уже посетило его светлую голову.
Джеку, напротив, было отлично все видно: он сидел ровно напротив дверного проема и силуэт его бедовой подруги, нарисовавшийся на фоне полутемного коридора, приятно ласкал его глаз. Все-таки ревность - великое дело, часто неправильно оцениваемое людьми. Джек был более чем уверен, что Мэри заявилась в его трактир не за тем, чтобы по-соседски  разжиться мукой или солью: этого добра у нее было предостаточно. Не-ет, она пришла проверить, не кувыркается ли он в постели с одной из черномазых красоток, как пить дать! Но у Джека было такое алиби, которому позавидовал бы любой осужденный на казнь: сам он был крепко привязан к стулу, а на кровати лежал связанный и избитый Блумингдейл, а не голая деваха.
Джек молча смотрел на Мэри, с трудом удерживаясь от широкой улыбки, - впрочем, челюсть, которую чуть было не свернул на сторону кулак Джимми, так ныла, что улыбаться было мучительно больно. Но знак он ей подал: выразительно скосил глаза в угол, где стоял в боевой позе рослый пират с ножом наизготове.
- Ты ножичек-то как следует наточил? - спросил он Джимми, чтобы просигналить Мэри о том, с чем ей придется иметь дело.

На лице Джимми отразилось облегчение: увидев перед собой не мужика в штанах, а бабу в юбке, мерзавец так приободрился, что даже ухмыльнулся, утирая кровь, капавшую из разбитого носа. Впрочем, ухмылка выглядела достаточно зловеще, и если бы Джек не знал, на что способна Мэри, он бы не на шутку обеспокоился.
- Засади ему промеж ног, душа моя, - подал он голос, подскакивая вместе со стулом, к которому был привязан. - Будет знать, как вламываться в дома приличных людей и требовать какие-то карты, о которых  они знать не знают!
Джимми метнул на него взгляд, не обещавший ничего хорошего, но ничего не сказал, вместо этого бросился на Мэри, как акула, атакующая рыбацкую лодку. Рослый и крепко сложенный, он превосходил ее по крайней мере массой тела, и его бросок оказался удачным: он сшиб Мэри с ног и повалился вместе с ней, оказавшись сверху и пригвоздив ее к полу всем своим немалым весом. 
- Что, сука, соскучилась по любви и ласке? - прохрипел он, раздвигая ей ноги коленом  и прижимая кончик ножа к ее обнаженному горлу. - Сейчас я тебе покажу, что такое настоящий мужик, а Ситец пусть  смотрит, раз больше ни на что не годен.
Из горла Джека вырвался хриплый клёкот: такого поворота событий он почему-то не ожидал и честно говоря, предпочел бы лишиться яиц, чем смотреть на то, как насилуют Мэри.
- Отпусти ее! - завопил он, пытаясь подобраться поближе. - Нет у меня карты! Потерял я ее, христом-богом клянусь! У меня описание пути осталось, в кармане штанов лежит, - проверь!
- Потом проверю, - вдребезги разбил его надежды верзила, свободной рукой пытаясь расстегнуть штаны.

Джек наблюдал за схваткой, вытаращив глаза и испытывая жгучие угрызения совести. По-видимому, точно так же чувствовал себя и Блумингдейл, не имевший возможности даже пошевелиться, не то что прийти на помощь даме в беде. Однако очень скоро тревога беспомощных свидетелей сменилась облегчением: Мэри справлялась отлично, и глухой стук черепушки Джимми, ударившейся о твердые половицы пола, прозвучал в их ушах небесной музыкой. Джимми потерял сознание, а может быть, и распрощался с жизнью, поскольку ничего не ответил на вопрос дамы, а со своего насеста Джек видел, что глаза у него закатились и из разжавшейся руки выпал нож. Блумингдейл одобрительно заворчал сквозь кляп, а Джек снова подал голос:
- Ты великолепна, душа моя! И мистер Блумингдейл думает точно так же. А теперь возьми нож и поскорее освободи нас: вдруг этот кусок карибского дерьма, с которым я еще поговорю позднее, очухается и снова начнет греметь бубенцами?
Хотя голос Джека звучал бодро, в глубине души он побаивался, что Мэри решит преподать ему урок на глазах у Блумингдейла. На всякий случай он решил объяснить, как было дело:
- Когда я пришел, эти гады напали на меня сзади и оглушили, я даже пикнуть не успел. А с мистером Блумингдейлом они еще раньше потолковали. Кстати, где второй мерзавец? Ты его случайно, не встретила, когда сюда шла? И знаешь, сдается мне, что эта парочка из команды Флинта: требовали у меня карту, которая принадлежала Билли Бонсу, а Бонс с Флинтом на "Морже" ходил, это факт.
Тут Джек слегка погрешил против истины, но ему надо было перевести стрелку на Флинта и его подручных, тем более что  тех на Ямайке не видели уже много лет.

Джек с наслаждением размял затекшие руки. Они у него так и чесались от желания хорошенько врезать Джимми, но лежачего не бьют, - это джентльменское правило бывший джентльмен удачи соблюдал свято. Однако была еще одна причина, по которой он не хотел прикасаться к поверженному Голиафу: достоинство последнего торчало наружу, а Джек скорее сунул бы руку в котел с кипящей водой, чем ненароком дотронулся  до чужого стручка хотя бы кончиком пальца.
- Послушай, Мэри, - сказал он, нарезая круги вокруг неподвижно лежавшего тела. - Как-то мне не с руки обыскивать эту вонючую падаль. Может, ты сама ему карманы вывернешь?
- Нашел когда церемонии разводить, кэп, - буркнул Блумингдейл, с трудом ковылявший к двери. - Ну да ладно, я его обыщу, а ты притащи сюда второго.
Джек с готовностью устремился на выход, благодарно подмигнув бывшем квартермейстеру. Бобби в коридоре не оказалось и Джек понял, что трусливый пёс очнулся, услышал звуки борьбы в комнате и смылся, поджав хвост.
- Слинял, собака! - заявил он, вернувшись в комнату и глядя, как Блумингдейл методично обыскивает Джимми. - Ну как, нашел что-нибудь?
Блумингдей молча ткнул пальцев в кучку мелочевки, которую все пираты таскали с собой: огниво, трубку, кисет с табаком, грязный носовой платок и несколько мелких монет, в одной из которых была пробита дырочка, чтобы носить ее на шнурке.
Там же валялась скрученная в трубочку карта Никарагуа, которую пират конфисковал у Джека, и оловянная пуговица, явно оторвавшаяся от моряцкой куртки.

- Да ну? - деланно изумился Джек, выхватывая карту из рук Мэри и бросая на Блумингдейла предостерегающий взгляд, чтобы квартирмейстер случайно не выдал тот факт, что карта на самом деле принадлежала ему, а не Джимми. Обстоятельства  складывались не в его пользу: он уже поручил Мэри отыскать шлюп, но позже пришел к выводу о том, что баркас подошел бы больше для их нового маршрута. Однако Мэри такому повороту событий вряд ли обрадовалась бы: менять коней на переправе было не в ее привычках. Поэтому он решил перевести стрелку на конкурентов, выдав свою идею за чужую. Авось Мэри призадумается и не спустит на него всех собак.
- Ты гляди, они явно собирались не через Панамский перешеек идти, - сказал он, озадаченно почесав в затылке. - Смекалистые ребята! А мне и в голову такой вариант не пришел. Вот, смотри... - Джек сунул карту под нос Мэри и ткнул пальцем на точку в нижней части карты, - От Ямайки до Грейтауна, или как испанцы его называют, Сан-Хуана-дель Норте, ближе, чем до Панамского перешейка, а оттуда по реке можно подняться вверх к озеру и дальше - до Пенья Бланки... М-да, лучше и не придумаешь... И наверняка они собирались использовать баркас, а не шлюп, потому что от Пенья Бланки до побережья Тихого океана меньше двадцати миль, и можно доставить туда баркас по суше.
Блумингдейл с интересом прислушивался, впитывая каждое слово, но Джек уже решил, что придется поставить в известность управляющего о своих планах, - по крайней мере , хотя бы в общих чертах сообщить ему, куда они с Мэри собираются. 
- Наверняка, кэп, - ввернул квартирмейстер. - Баркас разобрать легко: так и Морган поступал, и Рэли, и другие славные каперы.

Джек хлопнул себя по лбу:
- А ведь и верно! Совершенно из головы вылетело со всей этой суматохой. Длинный короткому приказывал в подвал спуститься, проверить, не сбежал ли кто оттуда. Я мигом: освобожу курочек, и вернусь.
Джек пулей вылетел из комнаты, оставив Блумингдейла и Мэри разбираться с Джимми, который по-прежнему выглядел покойником.
В подвале он обнаружил весь свой выводок и некоторое время возился, развязывая веревки и освобождая рты от кляпов. Впрочем, о последнем он тут же пожалел, поскольку рабыни, получившие возможность говорить, тут же заголосили, обливаясь слезами и жалуясь хозяину на жестокое обращение, которому подвергли их пираты: у Джека голова пошла кругом от их воплей и причитаний.
- А ну закрыли рты! - рявкнул он, поскольку все равно не мог разобрать в этом многоголосом хоре, кого схватили за грудь, а кого ущипнули за задницу. - Это вам еще повезло, что только ваши титьки пострадали, так что шагом марш наверх и за работу! И приготовьте ванну управляющему: ему посильнее досталось, чем вам.
Женщины сразу примолкли и потянулись наверх по лестнице, обдавая Джека мускусным запахом своих разгоряченных тел. За ними плелись двое рабов, отвечавших за ежевечерний вынос кресла на улицу.
- Что ж вы девушек не защитили? - упрекнул их Джек, но рабы лишь еще больше ссутулились и втянули головы в плечи.
Заперев подвал, Джек убедился, что работа закипела и пошел обратно на второй этаж.
- Все живы и здоровы! - отрапортовал он, с любопытством поглядывая на верзилу, лежавшего на полу. - А с этим что делать будем?
Честно говоря, пачкать руки кровью ему не хотелось, но решение должно было быть принято большинством голосов, а здесь их было трое: он, Мэри и Блумингдейл.

Джека совсем не беспокоил Флинт, - о нем не было ни слуху ни духу достаточно давно, чтобы списать его со счетов. Он и упомянул его имя лишь по этой причине. Джек молча пожал плечами, не зная, что ответить Мэри, но тут вмешался Блумингдейл:
- С вашего позволения, мэм, Флинт тут не при чем, - сказал бывший охотник за головами. – Коммодор Дженнингс как-то при мне упомянул, что Флинт числится в списках погибших пиратов. Но когда эти двое меня пытали, коротышка выругался и помянул испанцев, - мол, любят они загребать жар чужими руками, нет бы самим сделать всю грязную работу. А тот ему сквозь зубы: «Молчи, дубина!»
Джек с удивлением взглянул на своего управляющего: при нем Дженнингс никогда ничего подобного не говорил, но подвергать сомнению слова Блумингдейла не было оснований.
- Испанцы? – повторил он. – М-да, вот это новость так новость. А впрочем, может так оно и есть.
Занятые разговором, ни он, ни Блумингдейл не заметили, как лежавший на полу пират открыл глаза и его пальцы сжали валявшийся рядом нож. Блумингдейл среагировал в последнюю секунду, когда лезвие уже было готово рассечь ему горло. Отшатнувшись, он перехватил руку пирата здоровой левой рукой и вывернул ее так, что тот завопил от боли. Джек тоже не сплоховал: изо всех сил пнул носком сапога пирата в висок и тот обмяк и больше уже не шевелился.
- Живучий, скотина! – охрипшим голосом пробормотал Джек и на всякий случай предупредил Блумингдейла, - Ты ему только кровь не пускай, а то потом полы не отмоешь. Надо его связать: вдруг снова очухается. А из дома мы его ночью вынесем, чтобы внимания не привлекать.
В дверь комнаты постучали и сладкий женский голос произнес:
- Масса Джек, ванна для массы Блумингдейла готова!
- Иди, смой следы преступления, - ухмыльнулся Джек и подмигнул управляющему.

Джек громко икнул, а Блумингдейл с уважением глянул на Мэри.
- Туда ему и дорога, - негромко промолвил бывший квартирмейстер и встал, но не торопился покинуть комнату, чтобы принять ванну. Смотрел на Джека, ожидая, что тот ответит Мэри. Эти двое нервировали Джека: вот чего привязались? Но молчать было нельзя, тем более что Джек знал: Мэри не отступится и не мытьем так катаньем вынудит его сказать правду.
- Карту я нашел в сундуке у шкипера, который намедни концы отдал в этой самой комнате, - признался Джек. - Только я ни сном ни духом, кто за всем этим стоит. Я даже имени шкипера не знаю.
Тут его осенило и он взглянул на Блумингдейла.
- Ты ж говорил, что он на Ямайку на невольничьем корабле приплыл. Что за корабль?
Блумингдейл пожал плечами:
- Он мне этого не сказал, просто сообщил, что поссорился с судовладельцами и они его выперли с судна.

- Узнать, какой невольничий корабль заходил в порт, не трудно, но лично я не уверен, что шкипер сказал правду, - возразил Джек. -  Если эти двое охотились за картой, у него были все основания скрывать и свое настоящее имя (что он и сделал), и название корабля. Но если хочешь – ищи, только я не понимаю, что тебе это даст. Нам надо поскорее и как можно незаметнее отплыть из Кингстона, а не выяснять, кто стоит за картой, которую я к тому же потерял. Правда, у меня описание пути осталось, и это еще одна причина поскорее отсюда свалить.  А черномазая, которую шкипер с собой притащил, по-нашенски три слова знает, так что проку от нее, как от козы: меее да меее, вот и весь разговор. Верно я говорю?
Джек посмотрел на Блумингдейла, ожидая подтверждения своим словам, но тот неопределенно покачал головой:
-  Ну, три не три, а слов двадцать точно знает. Она сметливая, кэп: за вчерашний день еще пяток новых освоила.
– И что ты предлагаешь? – взвился Джек. – Ждать, пока она по-английски заговорит, как епископ?
Ты мне лучше скажи: с нами отправишься или останешься здесь?  Если первое, я  объясню, в чем дело, а если второе – лучше тебе и не знать: меньше знаешь, крепче спишь.
Джек для проформы спросил: понимал, что старый товарищ от своей любовницы дальше, чем на два шага, не отойдет. На его памяти такое с моряками случалось не раз: внезапно вспыхнувшая страсть лишала их желания искать приключений на море.
Блумингдейл подтвердил его подозрения: опустил голову и медленно произнес:
- Я лучше на берегу останусь, кэп. Надо же кому-то за «Львом и ягненком» присматривать. Да и проку от меня теперь на корабле чуть.
Он пошевелил неправильно сросшейся правой рукой и тяжело вздохнул.
Джек посмотрел на Мэри: предложит она его управляющему взвалить на себя заботы о «Необитаемом острове» или нет? Может, она уже другого кандидата присмотрела, пока он к Блумквисту за картами бегал.

Внезапно Джеку захотелось грохнуть кулаком об стол, но стола под рукой не было, да и вряд ли это оказало бы хоть какое-нибудь воздействие на Мэри. Присутствие Блумингдейла тоже сковывало: Джеку не хотелось, чтобы его бывший квартирмейстер и нынешний управляющий был в курсе его проблем с женщиной. Скрипнув зубами, он постарался ответить как можно более спокойно и ему это удалось:
-  Если  среди твоих рабов найдется такой, что родился и вырос там же, что и наша красотка, тогда Веселый Роджер тебе в руки. Мои прибыли с Невольничьего берега, но единственный язык, на котором они могут говорить меж собой – английский, потому как на Невольничьем берегу десятки если не сотни племен и наречий - твоя моя не понимай. А ежели раба вывезли с Перечного берега или с Берега Слоновой Кости?
Джек выразительно закатил глаза, продолжая испытывать неудержимое желание послать все нахер. Мэри, как всегда, стремилась показать ему, что обо всем понимала лучше него: и о том, как спланировать рейд, и о том, как воспитывать Джонни, и  как правильно трахаться. Насчет Джонни он еще мог согласиться: действительно, с сыном он встречался нечасто, и у Мэри тут было приличное преимущество. Но какого дьявола она вечно норовила его оседлать – как в постели, так и в делах, далеких от постельных? Даже у такого мягкосердечного мужика, как он, когда-нибудь лопается терпение.  Спрашивается, зачем он ей вообще нужен, если его мнение вечно оспаривается? Ночные горшки выносить?
- Рози с нашей Бетти утречком лясы точила, - подал голос Блумингдейл. – Вроде как они из одного племени... Мэм, вы не обижайтесь, но ваше предложение я должен обмозговать: слишком у вас серьезное заведение, - а ну как не справлюсь? Не привык я людей подводить.
Джек бросил на управляющего сумрачный взгляд: ну хоть в чем-то поддержал, спасибо.
- Так зови этих двух, - сказал он. – Пусть Бетти переводит.
Надо же, каким имечком Блумингдейл нарек свою любовницу, - Рози! Видно, и впрямь она его за  яйца зацепила. Блумингдейл вышел, а Джек ретировался к окну, отдернул занавеску и мрачно уставился на «Необитаемый остров»