[nick]Гарольд Блумквист[/nick][status]коммерсант[/status][icon]https://b.radikal.ru/b38/1811/c7/fe85bfa7ebc6.jpg[/icon]
Коммерсант взял в руки полную кружку, понимая, что от предложения выпить за здоровье хозяйки отказываться нельзя. Сделав один глоток, он поставил кружку на стол и сказал, глядя прямо в глаза коварной Цирцее:
- Ваше здоровье, мэм! С удовольствием допью вино в комнате наверху. Признаться, я очень устал сегодня и нуждаюсь в отдыхе. Да и вы наверняка устали, проведя весь день на ногах. Не отдохнуть ли нам вместе? Ваша прислуга прекрасно справится и без вас, тем более, что до закрытия таверны осталось всего ничего.

Служанки ушли, и Джек уже собрался выбраться из-под кровати, под которой было душно и пыльно, но снова услышал звук открывающейся двери и замер, гадая, кого это черти носят в такой поздний час. Мэри вряд ли пришла бы сюда, поскольку спала вместе с Джонни в другой комнате. Мужской голос, достаточно приятный на слух, заставил его замереть.
- Что же вы стоите, сударыня? - вопросил незнакомец и, судя, по звуку шагов, сам вошел в комнату. Спустя несколько мгновений Джек увидел ноги в мужских сапогах, остановившиеся у кровати.
Гость сел на кровать, и она жалобно скрипнула, а на голову Джека обрушились хлопья пыли, от которых нестерпимо зачесалось в носу.
- Не будем терять время даром, - продолжил все тот же бархатистый голос. - Я должен вернуться домой, хотя предпочел бы остаться с вами на всю ночь.
Раздался какой-то шорох и Джек сообразил, что незнакомец раздевается. Любопытство Джека разгорелось: он был уверен, что кто-то из  жителей Кингстона снял комнату в таверне на одну ночь и привел любовницу, чтобы развлечься с ней перед тем, как вернуться домой к жене. Это был рискованный поступок, с какой стороны не посмотри, но Джек рассудил так, что Мэри пользуется славой хозяйки, которая умеет держать язык за зубами и не болтает о грешках своих гостей. А ему предстояло провести под кроватью не менее часа, а то и двух, глотая пыль.

Услышав женский голос, Джек оцепенел. Это была Мэри! Первым его побуждением было выбраться из-под кровати и помешать непотребству, которое должно было вот-вот случиться. Но он взял в себя в руки и решил дослушать до конца, в пямом и переносном смысле. Чтобы не заорать во все горло, он до боли впился зубами в кулак. Вот значит как! Высадила его на острове, а сама тут же юбки задирать... Но он пока не знал, кто этот новый хахаль. Единственное, что ему было понятно, - это не простой матрос, уж слишком гладко говорил, да и сапоги у него были новые и как следует вычищенные.
Тем временем кавалер Мэри снова подал голос, - у Джека аж в глазах потемнело от его вежливого и обходительного тона, хотя под кроватью и без того был не день-деньской.
- Зачем вы так, сударыня? Если бы я хотел на ком-нибудь задрать юбку, я отправился бы в бордель, и мне это обошлось бы гораздо дешевле.
Кровать снова заскрипела, поскольку ухажер Мэри поднялся на ноги. Сапоги сделали два шага по направлению к женским ножкам в чулках и добротных туфлях и остановились.
- Разрешите вас поцеловать? - спросил незнакомец и Джек с удивлением расслышал в его голосе новые, просительные нотки.
Из того, что он услышал, следовал вывод: Мэри впервые встречалась с этим напыщенным кобелем.

Ночной гость снова заговорил и на этот раз в его голосе зазвенел металл:
- Мне не нужны ваши деньги, сударыня, и вам прекрасно об этом известно. Однако для порядка поинтересуюсь: во сколько вы оцениваете свою жизнь? Ведь вы не станете отрицать, что я спас вас от петли, а вашего ребенка - от участи остаться круглым сиротой. Впрочем, не отвечайте: мне ясно, что вы обманули меня, когда пообещали стать моей любовницей взамен на обретение свободы! Наверное, вы надеетесь на то, что к вам вернется капитан Рэкхем, о котором вы так высоко отозвались недавно? Уверяю вас: этого не будет! Сегодня утром я встречался с капитаном Дженнингсом, и он сообщил мне, что у него имеются неопровержимые сведения о том, что капитан Рэкхем погиб вместе со всей командой.
"Скотина!" - одними губами произнес Джек, адресуя это нелестное прозвание как Дженнингсу, так и тому, кто сейчас пересказывал его лживые слова. Впрочем, незнакомец мог все это выдумать. В то же время Джек до глубины души был поражен известием, что Мэри грозила виселица. Решив, что вылезать из-под кровати еще не время, он снова обратился в слух.

Мэри так и не назвала своего ухажера по имени, а Джеку страсть как хотелось узнать, кто этот гусь. Но кроме сапог, он ничего из-под кровати не видел, а сапоги – не самое лучшее средство, чтобы опознать человека. Голос мужчины ему тоже не был знаком, хотя звучал достаточно молодо. Тем временем кавалер начал терять терпение: Джек понял это по тому, как тяжело тот задышал.
- Ах вот как, мэм! Значит, тогда о гордости вы не думали. А теперь вдруг вспомнили, что вы – честная женщина! Черт возьми, никогда еще меня так не надували!
Джек слегка придвинулся к щели между полом и кроватью, чтобы быстро вылезти и оказать помощь Мэри, если вдруг дойдет до насилия, однако вовремя вспомнил, что она даст отпор сразу двум, а то и трем насильникам, и успокоился. Разговор начал его забавлять: он понял, что Мэри не собирается уступать домогательствам нового ухажера. Джек хотел было обрадоваться ее верности, но тут ему пришло в голову, что его соперник, скорее всего, страшен, как смерть, или стар, как трухлявый пень, несмотря на моложавый голос, или от него несет дохлым скунсом, да мало ли что. Вот оттого Мэри и кочевряжится, а об отце своего сына давно и думать забыла.

Джека снова обуяло желание чихнуть: в носу зверски свербило, а в груди клокотал кашель. Он сдерживался из последних сил, одновременно пытаясь не пропустить ни слова из разговора. Мэри наконец-то назвала незнакомца по имени. О Блумквисте Джек слышал и даже видел его пару раз на пристани, когда коммерсант лично приходил проверить свои склады или отгрузку товаров. И он был далеко не стар и хорош собой, к тому же - почти баснословно богат. Вспомнив все это, Джек упал духом. Несмотря на свое самомнение, он понимал, что шансов выиграть этот поединок у него мало.
- Почему же вам жаль меня, сударыня? - тем временем продолжил Блумквист уже более спокойным тоном. - Неужели из-за того, что я женат на женщине, которую Бог лишил рассудка? Но ведь жалеть надо её, а не меня: я здоров и надеюсь, что мой образ жизни позволит мне прожить еще достаточно долго: я почти не пью, не курю табак, не склонен к чревоугодию и не встречаюсь с продажными женщинами. Единственное, чего мне не хватает - доброй и понимающей подруги, которая к тому же не питала бы отвращения ко мне, как к мужчине, и готова была хотя бы изредка делить со мной постель. Я надеялся, что найду такую женщину в вас. Я не могу жениться на вас покуда жива моя несчастная супруга, а вы, как мне кажется, больше всего цените свободу. Я не посягаю на вашу свободу, - я прошу у вас всего несколько часов в неделю, и готов отплатить вам сторицей за вашу ласку.
Выслушав пространную речь коммерсанта и особенно ту ее часть, в которой упоминалось о его крепком здоровье, Джек мысленно пожелал ему подхватить бубонную чуму или провалиться сквозь доски пола на первый этаж таверны и сломать себе шею.

- Мэри, - сказал Блумквист, и его голос дрогнул. - Мэри...
И вот тут Джек чихнул,  даже не пытаясь сдержаться, ибо понял, что надо сделать что угодно, лишь бы прервать этот разговор. Мэри никогда так с ним не говорила, - лишь пихала кулаком в бок или отпускала очередную сальную шуточку, а этот парень сумел сделать невозможное: не уложить её в постель, как  Джек, а заставить ее показать самое сокровенное, что было скрыто в ее сердце. Эти двое понимали друг друга - может быть, им самим было и невдомёк, но Джек-то знал, чувствовал, что между ними протянулась невидимая нить, которая грозила разрушить его счастье, да что там счастье - всю его жизнь!
Он снова чихнул, а потом еще и еще раз, - так оглушительно, что даже глухой бы услышал.

- Я никого не приводил! - возмущенно воскликнул Блумквист! - Как я мог?!
Джек уже выбрался из-под кровати и встал перед парой, как грозный судия, попутно отметив, что он выше соперника на целый дюйм:
- Привёл-привёл, - заявил он, глядя не на Блумквиста, а на Мэри. - Приходите, говорит, капитан Рэкхем, посмотрите, как ваша жёнушка вам верность блюдет, пока вы, не щадя живота своего, искореняете пиратскую заразу.
И тут коммерсант сделал такое, чего Джек от него никак не ожидал: размахнулся и заехал ему  кулаком в челюсть. Неловко заехал, - сразу стало ясно, что привык он деньги пересчитывать, а не чужие зубы. Джек покачнулся чуток, пощупал челюсть и молча бросился на коммерсанта, повалив его на пол, и они так же молча стали мутузить друга, как два беспризорных мальчишки, не поделившие кусок украденного пирога.

Джек уже сидел верхом на противнике, примеряясь, как бы половчее ухватить его, чтобы как следует шмякнуть затылком об пол, но тот внезапно с такой силой оттолкнул его и пнул ногой в живот, что Джек отлетел к двери. Блумквист поднялся на ноги и схватил свою расфуфыренную шляпу:
- Прошу прощения, мэм! Думаю, нам с капитаном Рэкхемом лучше продолжить нашу беседу снаружи.
Прошествовав к двери, коммерсант протянул руку сопернику, предлагая встать.
Джек выругался про себя, хотя и понимал, что предложение стоит рассмотреть, - прежде всего из-за Джонни, который спал в комнате неподалеку и мог быть разбужен шумом. Протянутую руку он проигнорировал, поднялся на ноги без посторонней помощи, открыл дверь и вышел, не взглянув на Мэри и не сказав ей ни слова. Блумквист протопал за ним, но замешкался на выходе и Джек, оглянувшись, увидел, как коммерсант отвесил хозяйке таверны низкий прощальный поклон, отчего ему страстно захотелось пнуть его в зад так, чтобы тот вылетел в окно. Но он сдержался: в конце концов не только Блумквист был джентльменом.
Выйдя на улицу, оба противника остановились, меряя друг друга злобными взглядами. Блумквист первым взял себя в руки, глубоко вздохнул и промолвил:
- Не хотите выпить за встречу, капитан? Не здесь, конечно, а у меня дома.
Джек пожал плечами и выдвинул встречное предложение:
- Предпочитаю ничейные воды. Неподалеку есть местечко, не такое шикарное, как это, но и там можно выпить и закусить без риска отправиться на тот свет. Вот только у меня при себе ни гроша...
И он выразительно похлопал себя по бокам и развел руками. Блумквиста это не смутило:
- Показывайте дорогу, капитан, - я плачу, - решительно сказал он.

[nick]Гарольд Блумквист[/nick][status]коммерсант[/status][icon]https://b.radikal.ru/b38/1811/c7/fe85bfa7ebc6.jpg[/icon]
Блумквист проснулся ранним утром: небо за окном было почти черным, по стеклам хлестали дождевые струи и время от времени полумрак освещался вспышками молний, за которыми следовали раскаты грома. Сначала он не понял, почему сидит, вернее – полулежит, в кресле, но громкий храп заставил его перевести взгляд  и он увидел распростершееся поперек кровати долговязое тело. Тело было полностью одетым и несомненно мужским, и, что самое неприятное, обутым в заляпанные грязью сапоги, которые оставили длинные черные полосы на простынях из египетского хлопка. Рядом с кроватью валялась треуголка и четыре пустые бутылки: одна из-под лучшего кубинского рома, две из-под выдержанной испанской мадеры, и еще одна – из-под лиссабонского портвейна, который подавался на обедах у губернатора. Голова у Блумквиста трещала так, что этот звук частично перекрывал могучий храп гостя. Никогда еще в своей жизни коммерсант, исповедующий христианское воздержание, не напивался так сильно. Он не помнил ни когда вернулся домой, ни что случилось после этого, но наличие спящего гостя подсказывало ему, что пили они вместе. Но как того звали, он вспомнить не мог. Помучавшись некоторое время, Блумквист выбрался из кресла и поплелся к двери, чтобы расспросить своего камердинера. Каждый шаг давался ему с трудом и отзывался ударом молота в висках. Камердинер обнаружился в кухне и сразу же поднес хозяину чашку крепчайшего свежесваренного кофе и на его вопрос о госте уверенно назвал имя:
- Это капитан Рэкхем, сэр! По крайней мере, так он назвал себя, когда требовал еще одну бутылку рома и трёх шлюх из борделя: двух для себя и одну для вас, - так он сказал. Не в обиду вам, сэр, но он добавил, что двоих вы не потянете.
Блумквист поперхнулся горячим кофе: теперь он вспомнил почти все. Свое очередное фиаско, постигшее его в таверне вдовы Рид, неожиданное появление из-под кровати капитана Рэкхема и их потасовку.
- Однако... – пробормотал он, разглядывая свое отражение в черном зеркале чашки, - Однако... Надеюсь, ты не...
- Конечно, нет, сэр! – возмущенно откликнулся камердинер, яростно натирая мягкой тряпочкой столовое серебро. – Тем более, что я был занят. Пришлось вынести два полных горшка: капитана Рэкхема нещадно тошнило.
Блумквист оторвался от созерцания своего изрядно помятого и опухшего лица и поднял страдальческий взор на свидетеля своего позора:
- А меня?
Лицо камердинера пошло красными пятнами и он неохотно признался:
- И вас тоже, сэр.

Особняк Гарольда Блумквиста выделялся среди других домов Кингстона и размерами, и изяществом постройки. Покрытая серой дранкой двускатная крыша, внушительные печные трубы, большие арочные окна первого этажа и широкая веранда, опоясывавшая дом, радовали глаз. Вокруг особняка раскинулся большой сад, в котором ежедневно трудилась дюжина черных садовников, ухаживавших за клумбами, подстригавших густую живую изгородь и посыпавших чистым песком многочисленные дорожки. Руководил ими  Авессалом, которого все называли Эйбом. Сколько ему было лет, точно никто не знал, поскольку он был куплен еще отцом Гарольда Блумквиста, - «старым хозяином», как называли его рабы, - который давно уже пел гимны в райских кущах. Эйб любил поговорить, но такая возможность выдавалась ему не часто, поскольку его воркотня давно надоела всем слугам. С самого утра разразилась гроза, что, с одной стороны,  давало возможность отлынить от работы в саду, а с другой   мешало Эйбу заполучить в собеседники случайного прохожего, остановившегося, чтобы полюбоваться  увитыми розами шпалерами, посыпанными разноцветным песком дорожками и  фигурами животных из бирючины и букса. Как только дождь прекратился и на небе, очистившемся от туч, засияло солнце, старый Эйб, раздав указания своим подручным, занял стратегически выгодную позицию у калитки из белого штакетника и стал поджидать первого встречного, который пройдет мимо. Через некоторое время его терпение было вознаграждено: к калитке приближался  его соплеменник, - черный, как смоль, великан, с таким добродушным и открытым лицом, что Эйб сразу же смекнул: такого будет легко взять в оборот.

Эйб понял, что пора бросать рыбке наживку, чтобы не уплыла.
- И тебе того же, сынок, - ответил он, показывая великану два ряда крепких и желтых от табака зубов, которыми бы мог похвастать человек втрое моложе его. - Да только день пока что хорошим не назовешь: с утра лило, как из ведра и размыло главную клумбу. Что-то я тебя раньше не встречал: ты давно на острове? Будем знакомы: я - Эйб, главный садовник у мистера Блумквиста. А ты у кого задарма надрываешься? Кормят-то хорошо или держат на трех кукурузных початках в день и черствых маисовых лепешках?
Эйб со знанием дела осмотрел крепкую фигуру великана: да на таком пахать надо! Здоров, как бык, и при этом, судя по выражению лица, покорный, как теленок. И если выяснится, что у него не хозяин, а скаредная и жестокая сволочь, так можно и намекнуть массе Гарри (Эйб знал молодого хозяина с пеленок и про себя всегда называл  уменьшительным именем*), что можно приобрести хорошего работника на плантацию.

*Гарри - уменьшительное от Гарольд и Генри.

Услышав про "Необитаемый остров" старый Эйб слегка скис. Стало ясно, что такое место для чернокожего раба - что рай на земле, и даже если его попытается перекупить сам Гарольд Блумквист, он наверняка бухнется в ножки хозяйке и будет умолять не продавать его.
- Что ж, поздравляю: местечко хорошее, - сказал он. - Так и у нас не хуже. Такого господина, как наш, днем с огнем не сыщешь! Вот старый господин, отец его, - тот  был суров, и если что не по нем - сразу приказывал бить плетьми. А  сын его, мастер Гарри - добрейшей души человек, и в Бога верит! Не пьет, не курит, служанок в постель не тащит, как другие.  И кормит хорошо, и дохтура зовет, если кто из нас захворает. Правда дохтур тот - дурак дураком. Был бы умный - вылечил бы нашу миссус... Да, нет ничего хуже, чем жена, у которой ум за разум зашел, - уныло заключил он и поскреб заросшую седой щетиной щеку. - А твоя хозяйка замужем или сама по себе?
Эйб  уставился на нового знакомого жадным взглядом, сгорая от желания услышать сплетни о белой женщине, которая владеет трактиром.

- До вчерашнего дня ни капли в рот не брал! - подтвердил Эйб, в глубине души удивляясь, как такое возможно. Сам он тоже принимал на грудь исключительно редко, но только потому, что рабам Гарольда Блумквиста позволялось пить исключительно по большим праздникам, и главным напитком даже в таких случаях была едва забродившая брага, от которой не захмелел бы и щенок.
- Дааа... - продолжил он, не став развивать тему об оборотистой трактирщице, поскольку хотел поделиться с новым знакомым свежими сплетнями. - Хозяйка наша давно уже...того, и хозяин все это время за ней ходил, как за ребенком малым - детей-то у них не было. На его бы месте любой другой протоптал дорожку в бордель или завел молодую любовницу из наших... ну ты понял, о ком я. А он ни в какую! И верность супруге хранил, и все Божьи заповеди соблюдал. Но недавно дохтур настоял, чтобы хозяйку отправили в Англию - стало быть, признал, что тамошние врачи будут поумнее, чем он. И теперь мой хозяин сам по себе, можно сказать, - соломенный вдовец. А когда женатый мужчина сам по себе - его сразу тянет на всякое-разное. Вчерась притащился домой под мухой, да не один, а с дылдой в треуголке. Я курей на ночь закрывал и слышал, как он камердинеру своему гостя представил: это, говорит, мой лучший друг капитан Рэкхем. А у самого язык заплетается так, что мне сразу стало ясно: лишку хватил!  Но это ладно, потому как капитан и вовсе лыка не вязал: токмо мычал и сапожищем своим по земле шаркал вот эдак: шарк-шарк!
Эйб изобразил расшаркивания ночного гостя, елозя босой ногой по песку.