Виллем Тербрюгген сидел в капитанской каюте, тускло освещённой неровным пламенем единственной свечи, и безуспешно пытался свести дебет с кредитом, иными словами – найти полное и окончательное соответствие между горкой тускло поблёскивающих золотых и серебряных монет, составлявших судовую кассу, и ворохом расписок, полученных от торговцев, а также записями в гроссбухе, где он вёл учёт выплаченного команде жалованья начиная с 1705 года. Будучи, как и любой капитан, доверенным агентом судовладельца, он был обязан всякий раз доказывать последнему, что он не двугорбый обитатель пустыни и не мелкий мошенник, греющий руки на незаконных сделках, а честный «пенитель морей», у которого путь каждого потраченного гульдена был прочерчен так же чётко и ясно, как безопасный курс на лоцманской карте. Увы, дни расцвета голландской Вест-Индской компании остались в далёком прошлом, а просоленного морского волка в Роттердаме дожидалась большая семья: аппетитная жёнушка Аннеке и четверо детей, старшему из которых исполнилось всего-навсего десять лет. Уже довольно давно жена принялась уговаривать его сменить узкую палубу флейта на просторную тюльпановую ферму в окрестностях Роттердама, но он всё медлил с принятием решения – не только потому, что любил море, но и потому, что за годы морских путешествий так и не скопил достаточно денег, которые мог бы вложить в выгодное дело на суше. Сентиментальный в душе, как и многие моряки, он также питал неистребимую привязанность к «Нимфе» - превосходному флейту, чья конструкция позволяла ходить круто к ветру. Хотя вест-индские торговые суда были несколько меньше по размеру и значительно скромнее украшены по сравнению со своими ост-индскими товарками, особенно теми, которые сошли с английских верфей, тем не менее, было и в них какое-то особенное изящество, не говоря уже о вместимости трюмов и высокой скорости. «Нимфа» была украшена позолоченной носовой фигурой в виде полногрудой девицы с румяными ланитами и голубыми глазами – когда-то яркими, а теперь уже выцветшими под воздействием солёной воды и ураганных ветров. Лишённая конвоя дама имела для самообороны всего-навсего десять пушек и сорок пять человек команды – число не слишком впечатляющее, но так решил судовладелец и кто бы стал с ним спорить? Несмотря на своё нежное имя, услышав которое, можно было бы предположить, что в её округлом лоне  хранится благородный груз, взятый на Берегу Слоновой Кости, перевозила «Нимфа» совершенно другой товар, а именно – чёрных рабов с Невольничьего берега. Вместительный трюм позволял перевезти сто пятьдесят невольников, а учитывая то, что многие из них не выдерживали тягот плавания, оставшиеся в живых к концу рейса не ощущали недостатка свободного места. Нынешний рейс обещал быть таким же, как и все предыдущие: выйдя из Роттердама, «Нимфа» без приключений достигла Виды – крупного порта на побережье Гвинейского залива, в окрестностях которого находился один из крупнейших невольничьих рынков, и сейчас стояла на якоре, ожидая, когда заскрипят брашпили, знаменуя подъём на борт деревянных клетей с живым грузом. Когда же все невольники окажутся там, где им быть положено, их плавучая тюрьма поднимет якорь и отправится в сторону Кюрасао – именно там прибытие очередной партии рабов нетерпеливо ожидали плантаторы. Тербрюгген в который раз мысленно прикинул сумму, которую выручит от продажи рабов и эквивалентное ей количество сахара и рома – эти колониальные товары надо будет доставить в порт приписки «Нимфы», Роттердам.

[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]

Отредактировано Рулевой (2016-02-24 19:24:43)

Тербрюгген собрал расписки и сунул их в серёдку гроссбуха. Надвигался рассвет, а он ещё не сомкнул глаз! Спрятав монеты и бумаги в запирающийся ящичек, он потянулся, от души зевнул и потряс головой. Ложиться спать не было смысла: дай бог, удастся урвать не более получаса, ведь на рассвете в порт должны были пригнать рабов - молодых и здоровых мужчин и женщин, погромыхивающих цепями. Надо бы подышать свежим предрассветным воздухом - он развеет дремоту. Грядущий день обещал быть жарким, как и все остальные, и ближе к обеду, сразу после отплытия,  он точно провалится в зыбкий и непродолжительный сон, но утром, при погрузке, надо быть собранным и внимательным, как и полагается капитану.
На палубе было тихо - вахтенный матрос клевал носом, а неподалёку от него маячила чья-то фигура. Прищурившись, капитан разглядел боцмана - англичашку, кое-как изъяснявшегося на голландском языке, которого подобрал  в одном из островных фортов и нанял на "Нимфу" лишь по той причине, что его предшественника, Йоханнеса де Йонга, смыло за борт во время шторма.
-Не спать! - тычок капитанского кулака пробудил вахтенного от дремоты - А вы, минхер, какого ляда прохлаждаетесь и не следите за дисциплиной?
Последнее предназначалось ледащему боцману, никак не способному уразуметь, что он не на грязном английском корыте, а на отдраенной добела палубе парусника голландской вест-индской компании.
[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]

Отредактировано Рулевой (2016-02-25 20:07:48)

"Склонен к неповиновению" - эти два слова приходили на ум капитану "Нимфы" всякий раз, когда ему попадался на глаза боцман. Совсем не таков был старый де Йонг, оттрубивший на флоте почти два десятка лет - но увы, старик пошёл на дно кормить рыб, - и ведь был трезвым, как стёклышко, вот что обиднее всего...Тербрюгген подавил тяжёлый вздох: на его месте другой капитан немедленно бы устроил побудку матросам и приказал растянуть англичашку на кошках и всыпать ему дюжину ударов линьком. Но в данных обстоятельствах этот поступок представлялся ему неразумным: вот когда они доберутся до Кюрасао и сгрузят невольников на берег, - он первым делом избавится от строптивого англичанина и наймёт голландца. Да, недаром судовладельцы считают его слишком мягкотелым...Да что там судовладельцы: даже собственная жена порой упрекала его в потакании детским шалостям: во время своих редких побывок он никогда не наказывал детей. Аннеке же, несмотря на её румяные щёчки и добрые голубые глаза, была строгой матерью и не спускала с рук их пострелятам самой невинной проказы. Может, потому и росли они на редкость послушными детишками? Но у Тербрюггена был свой взгляд на подобные вещи: наказание далеко не всегда ведёт к повиновению: чаще оно вызывает у провинившегося лютую злобу и желание отомстить, а у таких, как Вейн - и подавно. Праздность и лень - вот мать всех пороков. Вейна надо было приставить к делу, а не пороть на глазах у команды.
- Всё готово к отплытию, минхер? - осведомился Тербрюгген, оставляя без внимания дерзкую отповедь боцмана. - Раз вы не спите, проверьте ещё раз!
Вахтенный матрос таращил полусонные глаза, удивляясь тому, что капитан спустил боцману с рук явную дерзость.
-Не спать, Дирк, - снова повторил Тербрюгген своё наставление матросу и, развернувшись, направился в капитанскую каюту, бормоча про себя голландские ругательства, по сравнению с которыми испанская и английская брань показалась бы Вейну любовными стихами.
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA][NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]

Отредактировано Рулевой (2016-02-26 08:56:24)

Тербрюгген вернулся к себе, всё же прилёг на койку, но почти сразу поднялся и принялся мерить шагами небольшое пространство капитанской каюты: от окна до двери было не более полудюжины шагов. «Нимфа» стояла на якоре в двух милях от побережья, как и другие корабли, прибывавшие к Невольничьему берегу: кипящие буруны не позволяли подойти ближе. С берега рабов доставляли на длинных плоскодонных лодках, каждая из которых была шестидесяти футов в длину и почти семи в ширину и вмещала, помимо восемнадцати гребцов, две дюжины невольников. На рассвете эти юркие скорлупки заснуют от берега к флейту и обратно, перевозя чернокожих  мужчин и женщин, которые до того протомились в загоне на территории голландской фактории. Там их успел осмотреть корабельный доктор Йорис де Брюйн, отправленный на берег специально с этой целью, после чего всех, признанных здоровыми, заклеймили литерами GWIC*.
Капитану «Нимфы» не давал покоя вопрос, скольких рабов он не досчитается до того момента, как вся партия живого товара займёт свое место в трюме? Он прекрасно знал и по собственному опыту, и по рассказам других, что невольники частенько бросались с лодки в воду и тонули, предпочитая смерть расставанию с родной землёй. А ведь за каждую голову он расплатился товарами и деньгами судовладельцев: отдал по сто фунтов раковин каури или три унции золота за самых крепких. К этому прибавлялось жалованье гребцов, которые  были взяты в Кейп-Корсо,  стоимость лодок, на которых перевозили рабов, и расходы на еду, которую уничтожат прожорливые невольники во время плавания: конские бобы, маис, красный рис и пальмовое масло.
А если на корабле разразится эпидемия белой дизентерии или оспы, страшно подумать, что тогда станется с живым грузом, командой и его собственными надеждами уйти на покой состоятельным человеком...Последние два дня матросы, не покладая сил, драили межпалубное пространство и окуривали оное парами горевшего дёгтя, но кто знает, какую заразу принесут на себе невольники...
Окна каюты из чёрных стали серыми: первые лучи зари проникли в капитанскую каюту и осветили её скромное убранство. Не в силах оставаться наедине с собой, Тербрюгген вышел на палубу и посмотрел в сторону берега, о который с неумолчным рёвом разбивались высокие волны прибоя.

[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-04 12:50:45)

Тербрюгген устало поморщился и на мгновение прижал пальцы к вискам: их ломило так, что он начал тревожиться, не подхватил ли он лихорадку во время своего трёхдневного пребывания на берегу в гостях у управляющего голландской факторией.
- Если бы вы пореже любовались на кончик своей сигары, минхер...
Тербрюгген вытащил из объёмистого кармана камзола подзорную трубу, навёл окуляр на берег, заросший рощицами лаймовых и апельсиновых деревьев, и удовлетворённо кивнул: три каноэ уже сражались с высокими волнами, направляясь к «Нимфе». Тербрюгген видел только гребцов: невольников при перевозке укладывали на дно лодок, предварительно крепко связав им руки сплетёнными из трав верёвками.
- Будите команду, - коротко распорядился он. – Проверить ружья, поставить часовых у люков, канониров - на ют и к рулевой рубке! Невольников сначала в трюм, разместим их со всеми удобствами и накормим позже, когда пробьют четыре склянки...
Нередки были случаи, когда доставленные на борт рабы пытались взбунтоваться и сбежать: близость родного берега, казалось, придавала им мужества, хотя  преодолеть высокий прибой было не под силу самому лучшему пловцу. Тем не менее, на «Нимфе» были заблаговременно приняты меры предосторожности: на палубу были нацелены сразу четыре пушки: две – с юта и ещё две – со стороны рулевой рубки.
[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Очередная вспышка боли заставила Тербрюггена крепко вцепиться в край одной из переборок, разделявших межпалубные загончики, сооружённые для кормёжки рабов – костяшки пальцев побелели от напряжения, но с лица так и не слетела постная и брюзгливая маска  роттердамского бюргера.
- Спускайте клети, - вяло распорядился он, махнув рукой в сторону борта, к которому направлялись каноэ с живым грузом. – Поднимете рабов - сразу же замените верёвочные путы на цепи: освободим их от оков только после того, как выйдем в море. Да, и проследите, чтобы для приёма пищи мужчин выводили на полубак, а женщин – на ют. 
Он уже всё это говорил Вейну, но счёл необходимым повторить, поскольку англичашка раньше с невольниками дела не имел. А с кем или с чем он, собственно, вообще имел дело? За то время, что новый боцман провёл на «Нимфе», её капитан так и не смог добиться от него вразумительного рассказа о прошлом. Вейн был моряк опытный – этого не отнять, но  Тербрюггена одолевали подозрения о том, что  что взял он на борт не честного морского служаку, а одного из тех приспешников дьявола, что предпочитают вывешивать на фок-мачте чёрный флаг.
Каноэ тем временем продолжали свой бег по волнам и расстояние между их заострёнными носами и подветренным боком «Нимфы» неумолимо сокращалось.
[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-04 13:36:17)

Тербрюгген, услыхавший слова боцмана, оглянулся и бросил на него неприязненный взгляд, который даже и не пытался замаскировать:
-Всё стоит денег, минхер, а  согласно инструкциям, данным мне судовладельцами, в случае благополучного исхода плавания вам, как боцману, полагается вознаграждение в том же размере, что и  судовому доктору! Не забывайте об этом и сделайте всё, что в ваших силах, чтобы мы доставили товар на Кюрасао в целости и сохранности.
Каноэ, избавившись от своего груза, уже устремились обратно к берегу, чтобы забрать вторую партию рабов и нескольких человек из команды "Нимфы", которые до того оставались на суше, охраняя невольничий загон. Капитан, давший выход своему раздражению, немного успокоился и снова принялся  рассматривать тех из рабов, кого ещё не успели отправить в трюм: все они были молодыми и крепкими мужчинами, способными перенести долгое плавание. Один из новоприбывших тем не менее привлёк его внимание тем, что был гораздо старше своих товарищей по несчастью, и при этом имел при себе гораздо больше, чем они: помимо куска холста, обёрнутого вокруг бёдер, на его морщинистой шее красовалось подобие бус, но весьма странного вида.  Это была, скорее, гирлянда из сухих трав, высушенных корешков, желтоватых клыков и когтей, а также крошечных мешочков с непонятным содержимым.
-Стойте! - Тербрюгген вытянул узловатый палец в сторону старика. - Каким образом эта старая обезьяна оказалась на борту?
Один из матросов, прибывших вместе с первой партией рабов, почесал в затылке:
-Док так распорядился: сказал, что он вам потом сам всё объяснит.
[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC][STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA][ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-23 16:21:09)

Юбки! Вся команда думала лишь об одном: о юбках, - так, по крайней мере считал её капитан, - и боцман не был исключением из правила. В общем-то, это было неудивительно: находясь в море по многу месяцев и имея в своём распоряжении лишь короткие остановки в портах и фортах, куда их корабль заходил  либо для торговых операций, либо для пополнения запасов пресной воды, дров и провизии, матросы испытывали постоянный голод по женскому обществу. У кого-то на берегу остались жёны или невесты, у кого-то не было и этой малости: воспоминания о приятных часах, проведённых вместе, и надежды на новую встречу. Тербрюгген сознательно не покупал рабынь, поскольку они хуже переносили плавание, а кроме того, доставляли ещё и массу дополнительных хлопот:  не скованные ни христианской моралью, ни понятиями приличия эти язычницы быстро осваивались на борту и начинали крутить бёдрами и стрелять глазками в сторону белых мужчин – для этого у них было достаточно времени во время кормёжки на палубе. Кроме того, они дурно влияли на невольников-мужчин - не раз и не два он слышал рассказы других капитанов о том, как рабы, подстрекаемые своими чернокожими подругами, устраивали мятежи похлеще тех, на которые были способны белые матросы. В дополнение ко всему, ему не хотелось, чтобы «Нимфа» стала рассадником африканской заразы – дурной болезни,  которую обитатели факторий называли фрамбезией, а судовой доктор – Lues Venerea, или попросту говоря – триппера. Как ни приглядывай за командой – а его боцман явно не будет чересчур напрягаться на этот счёт, - кое-кто из матросов изловчится поближе познакомиться с какой-нибудь из невольниц. «В конце концов на борту ещё остались нетронутыми козы, которых мы взяли в Кобо-Корсо», - мрачно заключил своё мысленное повествование капитан «Нимфы» и сделал очередное внушение англичашке:
-Юбки вы увидите в Кюрасао, минхер. Поднять якоря!
[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-11 10:12:36)

Три недели «Нимфа» уверенно шла по курсу, подгоняемая то ласковыми шлепками попутного ветра, то короткими шквалами, не замечая того, что её крутобёдрые борта уже крепко оплёл своими чудовищными щупальцами кракен грядущих несчастий. Капитана Тербрюггена продолжали терзать невыносимые головные боли, к которым присоединилась жестокая лихорадка – ни того, ни другого не могли облегчить ни кровопускания, ни припарки, к коим прибегал судовой доктор ван Эгераат.  Последнюю неделю кормчий «Нимфы» почти не появлялся на палубе, вынужденно передав бразды правления боцману. В довершение бед и матросы «Нимфы» один за другим стали проявлять симптомы похожего недуга и на пятнадцатый день плавания треть команды превратилась в смутные тени, с трудом передвигавшиеся по палубе и не способные вскарабкаться по вантам даже до уровня фок-стеньги. Ещё через два дня в море отправились три плавучих гроба из парусины, в последующие  два – уже пять, а число заболевших составило  половину от оставшихся членов команды.  При этом никто из невольников, находившихся на судне, не проявлял даже малейших признаков заболевания.
Утром  двадцать второго дня судовой доктор подошёл к Вейну, который стоял  на шканцах, раскуривая одну из своих тонких сигар и наблюдая за тем, как невольники, выведенные на палубу, расправляются с порциями варёных конских бобов. Этим утром ветер внезапно стих и установился полный штиль. Солнце прожгло на ярко-синем небе огромную дыру, из которой на «Нимфу» лились потоки пылающего света. Стрелка барометра в капитанской каюте упрямо замерла на такой низкой отметке, что даже юнге-желторотику стало бы ясно: надвигается ураган.
- Минхер Вейн, - негромко промолвил ван Эгераат, обращаясь к боцману так же вежливо, как и его капитан, хотя в отличие от последнего был искренен и в тоне, и в добродушном отношении к англичанину. – У лихорадки, поразившей команду, столь необычные симптомы и она настолько быстротечна, что я не в состоянии что-либо изменить к лучшему в текущем положении дел.
Доктор замолк, раздосадованный тем, что вынужден признать своё бессилие как врача.
-Чёрт возьми, я ведь учился в Лейдене! – с горечью в голосе воскликнул он, как будто этот факт что-то доказывал или менял. – И вот уже десять лет по мере сил облегчаю страдания моряков, заботы о здоровье коих препоручены мне судовладельцами. Но сейчас я ровным счётом ничего не понимаю! Если бы это был триппер или болотная лихорадка, которую кто-то подхватил на Невольничьем берегу, я бы знал, что делать, но эта хворь сводит меня с ума!  Заметьте: все рабы здоровёхоньки, а ведь обычно именно они заболевают первыми и разносят заразу дальше! Послушайте моего совета, минхер, хотя возможно, вы в нём и не нуждаетесь: освободите часть самых крепких невольников и заставьте их делать ту работу, на которую они способны – боюсь, сегодня мы потеряем ещё двоих, а то и троих из экипажа.

Отредактировано Рулевой (2016-03-15 10:16:09)

Молодой невольник, привлекший внимание Вейна, обернулся и в упор посмотрел на боцмана.
-Я понимай язык белых людей, - на ломаном английском сказал он и гордо вскинул курчавую голову. - Работал слуга в английский фактория, отгонял москиты от мма* Джонс и ее белый служанка. Хозяин продал меня в другой фактория. Меня и мой дядя. Сначала бил плетьми, потом продал. Мой дядя - могучий знахарь, но не смог вылечить сына хозяина от фрамбезия...
Чёрные глаза невольника блеснули и он снова потупился, как будто ему было стыдно за то, что он рассказал белому человеку о неудаче своего родственника на врачебном поприще. Однако он тут же снова посмотрел на боцмана и продолжил, по-видимому движимый какой-то скрытой целью.
- Мой дядя - великий и могучий  знахарь! - с силой повторил он. - Масса Джонс не держать руки прочь от рабынь, фрамбезия снова и снова...Твои люди болеют, белый знахарь их не лечить! Мой дядя лечить!
Невольник замолчал, утомлённый длинной речью на чужом языке.

-Алле хагель! - надтреснутый голос капитана Тербрюггена, утерявший часть своей силы и властности из-за болезни, оказал привычное воздействие на янхагелей "Нимфы" - полуживые матросы, драившие палубу и натиравшие канаты, усерднее заработали кусками пемзы и шкурками от свиного окорока, а измождённый и усталый вахтенный, доселе не слишком пристально следивший за тем, как пересыпается песок в склянках, встал по команде "Смирно!" и вытаращил осоловевшие и красные от недосыпа глаза.
Команда "Нимфы", за исключением судового доктора, боцмана и еще дюжины человек, напоминала воплощение Пляски Смерти: казалось, что по палубе бродят не живые люди, а полуистлевшие призраки: картина полного упадка довершалась изношенными лохмотьями, в которые было обряжено большинство матросов. Не лучше выглядел и сам капитан: истощённый перемежающейся лихорадкой полутруп с ввалившимися глазами и слипшимися от пота волосами, серые клочья которых выбивались из-под красного ночного колпака. Вытянув костлявый палец в сторону боцмана, он пролаял подобно  бродячему и озлобленному долгой голодухой псу, завидевшему откормленного домашнего кота:
-  Вы бы ещё поставили их охранять пороховой склад, минхер! Покуда капитан здесь я, ни одна из этих чёрных обезьян не будет топтать мою палубу и ломать мой рангоут! Если лодыри-матросы не справляются с помпами, отправьте в нижний твиндек четверых невольников им в помощь, а лучше всего - встаньте у помпы сами!

[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-23 15:12:18)

Вместо того, чтобы снести наглецу боцману половину башки выстрелом в упор, капитан только бессильно погрозил ему пальцем: на большее у него не было сил, да и пистолет валялся где-то в каюте, к тому же он никак не мог припомнить, зарядил ли он это средство устрашения буйных голов.
- За ваш...хм...непосильный труд вам полагается вознаграждение в виде двух невольников, - в очередной раз напомнил он боцману, - И столько же - нашему судовому косторезу. Спросите у него, согласен ли он пожертвовать своей наградой, и если да  - отберите из числа невольников четверых и заставьте их трудиться так, как трудятся черти в аду! И смотрите в оба: у каждого из этих черномазых может быть спрятан в кулаке гвоздь или остро заточенная ложка.
Тербрюгген повернулся спиной к Вейну и, еле волоча ноги, зашаркал по направлению к капитанской каюте.
[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-24 19:08:16)

- Я сказал - четверых! - Тербрюгген, прекрасно расслышавший слова боцмана, обернулся, его измождённое лицо было перекошено гримасой ярости. Казалось, что обуревавшая его ненависть к боцману придала ему сил. - Ещё одно проявление своеволия - и вы будете болтаться на рее, минхер Вейн! А также все те, кто осмелится выполнить ваш приказ, противоречащий моему распоряжению!
Обведя свирепым взглядом угрюмых матросов, Тербрюгген повторил:
-Каждый, кто осмелится пойти вопреки моей воле, тотчас обзаведётся крепким пеньковым галстуком! За работу, лодыри!  Живо! Ван Строом, крепче держать штурвал - это не твоя невеста, так что отставить нежности!
Ветер тем временем посвежел и так часто менял направление, что "Нимфа" рыскала то в одну, то в другую сторону и виляла своими округлыми боками как пьяная портовая девка. Небо, ещё недавно синее, помрачнело, угрожая утлой скорлупке поистине библейским ливнем.
-Убрать верхний парус! - рявкнул капитан и один из марсовых первым метнулся к грот-мачте, но был остановлен громким криком своего товарища:
-Святой Эльм!
И действительно, на верхушках мачт заплясали свой дьявольский танец синие огоньки - предвестники страшных несчастий. Тёмное полотнище неба разорвала яркая молния и через несколько мгновений в ушах моряков загрохотала канонада грома
[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-28 22:14:42)

Тербрюгген открыл рот, но его слова потонули в рёве бури: потоки ливня превратились в одну сплошную стену, смывая с невольников и матросов "Нимфы" застарелую, вьевшуюся в кожу грязь. Стихия разбушевалась, угрожая погибелью кораблю и всем, кто на нём находился: волны походили на движущиеся водяные горы, а Небо, гневаясь на грешников, не способных сдерживать ненависть друг к другу,  посылало громы и молнии на жалкий ковчег, нагруженный живым товаром. Вода была всюду: падала сверху и поднималась снизу, пока один из валов не накинулся на обречённый корабль с такой неистовой яростью, что затрещали мачты, а люди повалились на палубу в отчаянной и, возможно, напрасной попытке зацепиться за снасти, чтобы не быть смытыми за борт. Крики перепуганных невольников слились в один протяжный вой, и только некоторые из них сумели сохранить видимость спокойствия, в том числе и молодой раб, с которым разговаривал боцман. Воспользовавшись сумятицей, царившей на судне, он перепрыгнул через ограждение, опоясывавшее загончик для кормёжки, и бросился на капитана. В этот момент на "Нимфу" обрушился очередной громадный вал, с шумом перекатился через палубу и увлёк за собой  бесстрашного молодого льва и его жертву, сцепившихся в смертельном объятии. 

[NIC]Виллем Тербрюгген[/NIC]
[STA]Капитан голландского торгового флейта[/STA]
[ava]http://s6.uploads.ru/vlZCc.jpg[/ava]

Отредактировано Рулевой (2016-03-29 16:47:15)