Джек чуть было не гаркнул в ответ "Есть, сэр!", настолько он был морально раздавлен превосходством Рида в том, что касалось обустройства быта. Его так и подмывало спросить: не был ли Рид боцманом, а то и первым помощником капитана на "Барракуде" - настолько быстро тот освоился в сложных условиях, да и в голосе нет-нет да и проскальзывали командные нотки. Небось привык матросам приказы отдавать, а чуть что не по нем - так кулаком в зубы. Хотя кулаком - это вряд ли. "Барракуда" не была ни торговым, ни военным кораблем, а у пиратов с такими командирами разговор короткий.
Джек сказал лишь " будет сделано", развернулся и порысил обратно к коптильне: подбросить дровишек в костер и захватить пустой котелок.
Найдя ручей, он снова как следует напился чистой воды и уселся на бережку, опустив натруженные ходьбой ступни в холодную воду и ожидая, когда появится возможность вновь смочить повязку на пальце чудодейственным лекарством. Над его кудлатой головой щебетали птички, ласково шелестела  густая листва деревьев, а оттуда, где он оставил Марка, доносился глухой стук топора. Джек подумал, что если бы они с Марком не поссорились, жил бы он уже в просторной сухой пещере и лакомился копченой рыбкой. Ну не за просто так, конечно! Джек не был лентяем, да и руки у него росли откуда положено, но ему всегда был нужен рядом кто-то более настойчивый и целеустремленный, чем он сам, чтоб время от времени давал пинка под зад, когда Джек очередной раз решит расслабиться и  смачно плюнуть на проблемы с верхушки грот-мачты. Поразмыслив некоторое время над этим философским вопросом, Джек почувствовал неодолимую потребность сменить повязку, что и сделал. Наполнив котелок проточной водой из ручья, вернулся к костру, плотоядно посматривая на коптящуюся рыбу, и тут вспомнил, что Марк поручил ему добыть парочку спелых манго. Пришлось снова возвращаться в лесные заросли и искать нужное дерево.

Дерево, усыпанное продолговатыми гладкокожими плодами, Джек обнаружил быстро. Плоды низко свисали с ветвей на длинных, как веревки, стеблях: долговязому Джеку оставалось только руку протянуть. Чтобы лишний раз не ходить туда-сюда, снял он с себя рубашку, расстелил на земле и собрал в нее чуть не с полсотни спелых плодов. Увязал в узелок и понес добычу к костру.
Марк, как оказалось уже вернулся: умаялся, поди, топором махая.
- А вот и я, приятель! - преувеличенно бодрым тоном заявил Джек, развязывая узелок и высыпая горку манго у стены пещеры. - У тебя тут под боком - райский сад! Я паданцы подбирать не стал, сорвал те, что в самом соку. Их же можно впрок засушить, порезав дольками или кружками, как груши-яблоки. Будет из чего брагу приготовить, когда ром закончится. Ты винные дрожжи для закваски делать умеешь, нет? Так я научу, если что.
Джек цеплялся за любую возможность задержаться у Марка подольше - как будто не грозила ему скорая и мучительная смерть от антонова огня. А может, именно поэтому и хотел задержаться: в одиночестве помирать страшно. Вот так сдохнет, и глаза закрыть некому будет, и похоронить по-человечески...

В глубине души Джек оскорбился: надо же, чистоплюй какой: сам предложил невесть чем палец лечить, а теперь брезгует. Но остаться под боком у хозяйственного Рида хотелось подольше: а ну как перед бесславной кончиной удастся полакомиться копченой рыбкой? Поэтому обиду он проглотил и лишь почесал в затылке здоровой рукой:
- Нож у меня всегда при себе, да только фрукты надо под навесом сушить, а навеса я что-то не наблюдаю. Да и как мне одной рукой резать манго? Ты сам-то пробовал? Давай-ка я тебе помогу стволы от веток зачищать, ежели второй топор найдется.
Краем глаза Джек заметил как шевельнулись ветки кустарника, но не успел подумать, что бы это значило, как к его ногам, как метательный снаряд, упала картофелина: по крайней мере поначалу Джек так решил. Наклонившись, он поднял клубень и понял, что ошибся: плод действительно напоминал картофелину, был продолговатым по форме, со светло-зеленой кожурой и какой-то бугристый, но картофелиной не являлся. 
- Это что такое? - пробормотал Джек, и тут из зарослей раздалось знакомое верещание Этти.

Джек все еще рассматривал диковинный плод, решая, что с ним делать, - съесть или забросить обратно в кусты, - когда Марк решительно выразил свое нежелание принимать новых гостей в лице подружек Джека и ретировался, лишив умирающего возможности чуток поговорить и отвести душу перед уходом в мир иной. Мартышка тем временем выбралась из кустов и стремглав бросилась в пещеру.
- Ты куда?! Стой!
Джек похолодел, понимая, что обезьяна на то и обезьяна, чтобы хватать без разбору все, что плохо лежит. А кому Марк предъявит претензии? Ему, конечно! Сунув шишкастый плод в карман штанов, он встал у входа в пещеру, чтобы перехватить мартышку, когда она начнет выносить награбленное, и вернуть все владельцу. Ждать пришлось недолго: Этти выскочила из пещеры, держа в руках  "Робинзона Крузо" и уселась на землю, прижимая книгу к груди и умильно глядя на Джека. 
Джек, конечно, книгу тут же отобрал и забросил обратно в пещеру. Заходить внутрь не стал, чтобы Рид, когда увидит, что книга не на том месте, куда он ее положил, по отсутствию следов на песчаном полу пещеры понял, что Джек тут ни при чем. Уж следы своих сапог от сапожищ Джека  он бы точно смог отличить. Как и следы лап обезьяны от человечьих. Взяв Этти на руки, чтоб не попыталась стащить еще что-нибудь ценное, Джек спустился вниз, к Марку, который трудился в поте лица.
- Спасибо за хлеб, за соль... Раз помощь не требуется, мешать не буду. А ежели помру на днях, не поминай лихом.
Джек исторг из груди тяжелый вздох и побрел по песку в сторону своей стоянки. А про то, что рубашку оставил, и не вспомнил.

Джек доплёлся до места своего скорого упокоения: именно так он теперь воспринимал свою стоянку. Кое-как развёл костёр и, сменив повязку на пальце, сел на остывающий песок, глядя на языки пламени. Голод, терзавший его, пока он был рядом с Ридом, притупился. Да Джек и не видел ровно никакой необходимости набивать желудок, стоя одной ногой в могиле. Но Этти не давала ему покоя: прыгала вокруг, что-то вереща и дёргая его за штанину. Устав от её притязаний, Джек вытащил из камана уродливый плод и рассёк его ножом: внутри обнаружилась довольно сочная мякоть, утыканная мелкими косточками. Джек рассудил так: ежели плод ядовит, он с его помощью отойдёт в мир иной быстрее, чем от антонова огня. А ежели съедобен - вот и лёгкий ужин, который не надо ни ощипывать, ни готовить. Откусив кусок, он почувствовал, что плод горьковат на вкус, но не настолько, чтобы это нельзя было вытерпеть. Осилив половину, оставшуюся он забросил в заросли, а съеденную запил остатками рома из бочонка.
Солнце медленно опускалось в море, а жизнь Джека так же неуклонно приближалась к закату. Пока было светло, он решил проверить, что за книга подвернулась ему под руку в капитанской каюте во время второго посещения "Барракуды"

Джек нашел книгу в груде вещей, снятых им с "Барракуды", и, устроившись поудобнее у костра, открыл её и начал разбирать старинный затейливый шрифт. Первая же фраза так его поразила, что он чуть было не вскочил с песка: "Странствуя по дикой пустыне этого мира..."* Не так ли и он сам блуждал всю жизнь по диким местам, покуда его не забросило на необитаемый остров? Джек продолжил чтение.
"И увидел я  человека, одетого в грязное  рубище и  стоящего неподвижно  на дороге, спиной к  своему жилищу.  В руках его - книга, а на спине  - тяжелая ноша.  Он  открыл книгу  и начал читать, но  почему-то вдруг залился слезами и задрожал. Потом, как бы  не в силах превозмочь тревожного чувства, он в отчаянии воскликнул: "Что мне делать?".
Джеку достало ума понять, что под тяжелой ношей автор разумел не мешок с  мукой или корзину с хворостом, а тяготы и скорби жизни. И ведь он сам столько раз за последнее время задавался вопросом, что ему делать... Джек чуть было не зарыдал, вторя отчаявшемуся нищему, который был не в силах долее продолжать свой земной путь. Теперь, когда ему угрожала незавидная участь сгореть от лихорадки антонова огня или сгнить заживо, этот вопрос обретал еще более глубокий и страшный смысл.
Сквозь навернувшиеся слезы Джек разобрал  еще несколько строк: "С тяжелым сердцем вернулся  он домой и, насколько мог, старался держать себя в руках, чтобы  жена  и дети не заметили его скорби. Однако недолго ему удалось  скрыть перед ними  свое душевное страдание,  так как  оно постоянно усиливалось. Наконец он решился  открыться жене  и детям: "Моя любимая жена! Мои дорогие дети! Я вне себя от горя! Я пропал, погиб, ведь я всю свою жизнь грешил!"
Возглас нищего окончательно его сразил: ведь и он всю свою жизнь грешил: грабил, пьянствовал, сквернословил, играл в карты и кости, занимался блудом со шлюхами, и, что самое страшное - убивал. Джек посмотрел на свои ладони, ожидая увидеть на коже несмываемые красные пятна. У нищего из книги хотя бы была возможность выговориться, найти утешение среди близких людей: обращался-то он к любимой жене и детям! А Джек и такой малости был лишен: не было у него, ни жены ( пусть даже и нелюбимой), ни детей, а здесь, на острове, он и с Марком умудрился рассориться, впав в грехи упрямства, гнева и гордыни. Джек зарыдал и лил слёзы так долго, что когда они закончились, почувствовал себя опустошенным, как сосуд, лишенный живительной влаги. Нащупав дрожащей рукой бочонок с остатками оной, нацедил себе в кружку рома и выпил до дна. Мартышка попыталась его утешить на свой лад, но Джек оттолкнул ее и воскликнул:
- Изыди, богомерзкое создание! Изыди, ибо ты и твои сородичи - суть порождение и прислужники диавола! Дай мне умереть спокойно, очистившись телесно и духовно и не запачкавшись новым грехом!
Испуганная его громовым голосом, обезьянка сочла за лучшее исчезнуть, а Джек лег на спину, сложил руки на груди и закрыл глаза, приготовившись перейти в мир иной.

*Все цитаты по книге Джона Баньяна "Путь паломника" (1678)

Джек неторопливо дрейфовал в сторону преисподней, чувствуя смрадный запах серы и дыма. В рай он попасть не надеялся:  такому грешному горемыке, как он, вход туда был закрыт.
Поэтому он нисколько не удивился, когда кто-то больно ущипнул его за руку: видимо, черти уже столпились вокруг него, собираясь подвергнуть закоснелого в грехах пирата мучительным пыткам. Джек стиснул зубы, чтобы не закричать: гордость пока его не совсем покинула. Но он понимал, что выдержит недолго, а впереди его ждала вечность в аду. Поскольку после первого щипка наступил сладостный перерыв в мучениях, он осмелился приоткрыть один глаз, хотя от страха и покрылся холодным потом, а душа провалилась в пятки: он хотел увидеть чёрта, о котором только слышал от священников да упившихся в стельку пиратов. И тем, и другим  черти являлись часто: первых искушали всяческим соблазнами, вторых щипали и дергали за волосы, после того, как был выпит весь ром на берегу. Темная фигура, склонившаяся над ним, показалась Джеку не такой уж и страшной и к тому же смутно знакомой. Осмелившись открыть оба глаза, он узнал Рида и от удивления забыл, что помер: так опешил, что аж привстал, опираясь на локти:
- И ты, Рид?! - не веря своим глазам, прошептал Джек, не понимая, как его земному дружку удалось так быстро последовать за ним в преисподнюю. Его вдруг затопило чувство безграничного облегчения: в аду он будет не один, а со старым знакомым. Всхлипнув от радости, Джек облапил Рида и прижал к своей голой груди.

Вырваться из крепких лап Джека было не так-то просто: на радостях он вцепился в Рида, как клещ, несмотря на то, что одним кулаком новообретенный товарищ чувствительно уперся ему в солнечное сплетение, а другим ткнул под рёбра. Но Джека это не остановило: он продолжал сжимать Рида в объятиях, боясь, что тот растает, как Летучий Голландец в тумане. Слова Рида вселили в него уверенность, что он еще на этом свете, и Джек снова разрыдался от избытка чувств. Впрочем, он ни капли не стыдился: многие из его бывших дружков, которым было нипочем потопить в крови целый корабль, частенько плакали навзрыд, услышав прочувствованную шотландскую балладу или узнав о том, что жена, оставшаяся на берегу, спуталась с каким-нибудь мелким лавочником.
Излив свои чувства на рубашку Рида, Джек наконец отпустил его и сел на песок, чтобы отдышаться.
- А я уж решил, что это Люцифер по мою душу явился, - признался он, косясь на что-то продолговатое и завернутое в широкие листья, - то, что принес с собой Рид. - Извини: угостить мне тебя нечем, разве что в бочонке немного рому осталось.

- Почему же не могу? Кое-что могу...
Джек не стал уточнять , что именно: в конце концов, Риду, как любому моряку, по полгода и дольше  не сходившему на берег, должен был быть известен способ, при помощи которого даже однорукий пират мог удачно компенсировать отсутствие женского общества.
Увидев содержимое продолговатого свёртка, Джек преисполнился еще более тёплыми чувствами к гостю. Отщипнул от бочка рыбки кусочек и отправил в рот. Рыбка оказалась жирненькой и  хорошо прокопченной.
- Вкуснота! Так и тает во рту! Признавайся, Марк: ты на "Барракуде" коком служил?
Джек отщипнул еще кусочек, посмаковал, проглотил и снова потянулся к рыбе.

Про палец-то Джек и думать забыл: вот уже несколько часов ничего не дергало, не жгло и не ныло.
- Да вроде на месте, но проверять буду утром. Сейчас не видно ни зги: как я пойму, какого он цвета? Слушай, Марк: неужто ты обратно возвращаться будешь в такой темноте? Оставайся с ночёвкой, а утром я тебя свожу к озеру с водопадом. У тебя, конечно, под боком ручей с пресной водой, но в нем только напиться можно, а искупаться - нет.
Не хотелось Джеку так быстро расставаться с товарищем, хотелось поговорить еще немного: очень уж заинтересовало его признание Рида о том, что некогда держал тот собственный трактир. В сочетании с более ранним упоминанием об умершей жене, история становилась еще более интересной. Джека всегда интересовало, как тот или иной человек дошел до жизни такой? Почему мужчина из уважаемого держателя таверны превращался в пирата, а добродетельная девушка становилась портовой шлюхой. Он часто и к шлюхам-то ходил не затем, чтобы покувыркаться в постели, а чтобы послушать очередной душещипательный рассказ. И выходило ему это на пересчете в звонкую монету, как правило, дороже, чем обычный визит: не любили девушки просто так языком трепать, брали "за поговорить" вдвое. Вот и разбери этих женщин: казалось бы, их хлебом не корми, дай лишь посплетничать да поперемывать друг  другу косточки, ан нет! На поверку по-другому выходило. Джек горел желанием выслушать историю жизни Рида, а в ответ рассказать свою.
- Я сейчас костёр разведу, - торопливо сказал он, шаря по песку в поисках огнива. - А ты нацеди себе рому из бочонка, и рыбкой не забудь закусить.

- Успеешь: нам на острове еще долго сидеть, - уверенно заявил Джек, обрадованный тем, что Марк не отверг сходу его предложение задержаться. Не согласился, но и не отказался наотрез, так что оставалась призрачная надежда на то, что Джек его уболтает в конце концов, а потом их обоих сморит сон. Главное, чтобы Этти не вернулась: Джек давно уже понял, что мартышка вызывает у Марка отвращение, смешанное с ненавистью. Почему так, он понять не мог, но и спрашивать не решался, чтобы не нарушить хрупкое равновесие, которое снова воцарилось между ним и Марком.
Воспользовавшись огнивом, он быстро развёл огонь и надел на себя рубаху: становилось все прохладнее.
- Так говоришь, ты таверну держал? Наверное, выгодное дело? 
Джека удивило то, что Марк сам стряпал в своем трактире: то ли его жена к тому времени уже умерла, то ли была неважнецкой стряпухой. Впрочем, Марк сказал "мы", - значит жена в то время еще не померла. Джек попытался представить себе супружницу Рида, но образ не складывался. То он рисовал себе тихую, забитую женщину, которая тенью скользила по трактиру, безмолвно выполняя каждое требование мужа, и испуганно вздрагивала от его окриков. То наоборот: перед его мысленным взором представала бой-баба с пудовыми кулачищами, громкоголосая и сварливая, которую побаивались все пьяницы в округе, не говоря уже о ее собственном муже. И все-таки он больше склонялся к тихоне, поскольку даже короткое знакомство с Ридом убедило его в том, что подкаблучником тот никак не являлся.
- Как жену твою звали? - спросил он между прочим, как будто имя второй половины Рида могло дать ему намек на особенности ее характера и пролить свет на тонкости ее взаимоотношений с мужем.

- Ребекка, стало быть...Красивое имя...
На самом деле Джеку нравились женские имена попроще, которые легко было запомнить: такие, как Мэри или  Энн, но сообщать об этом Риду он не стал. Зато без утайки поведал о своем матримониальном прошлом, настоящем и будущем.
- У меня жены не было, нет и не будет, - сказал он, невольно вздохнув. - Сам посуди: ну зачем моряку жена. Вернее, зачем моряк какой-нибудь доброй женщине, которая его будет видеть в своей постели дай бог раз в год, а то и в два. Или останется соломенной вдовой, которая знать не знает, жив ли ее муж или упокоился на неизвестно какой глубине. Нет уж, такого счастья никому не пожелаю. Насчет детей точно не скажу: положа руку на сердце, не знаю, есть они у меня или нет.
Джек  никогда не задумывался, чем заканчивались его короткие амурные знакомства. Может статься, что пару-тройку девиц он и обрюхатил, но поскольку никто и никогда не пытался его этим шантажировать и тащить к алтарю, он заключил, что скорее нет, чем да.

Упоминание Ридом ярма в связи с браком навело Джека на мысль, что его семейная жизнь не удалась. Стало понятно, почему он так равнодушно и походя упомянул о смерти миссис Рид. Поэтому Джек счел за благо не продолжать расспросы: кому же охота признаваться в своих поражениях.
- Не буду отрицать, дружище: очень часто бабло побеждает зло, - согласился Джек, зацепившись за слова Марка о деньгах. - Но далеко не все можно купить, к моему великому сожалению. Можно купить ночь с женщиной, но нельзя купить её любовь. Можно купить  лекарство или услуги врача, но нельзя купить здоровье, ибо не всякое лекарство и не всякий врач исцеляет. Я могу купить и выпить бочонок рому, но сделает ли это меня по-настоящему счастливым?
На этой философской ноте Джек сделал паузу и отщипнул еще один кусочек от копченой рыбки.

Джек поворошил угли в костре и пламя разгорелось ярче.
- - Так и я о том же....Мне что надо для полного счастья? Чтобы под ногами - твердая земля, на столе  жратва повкуснее и баба под боком.
Ну слукавил немного насчет непонятно какой бабы. Хотелось не абы кого, а женщину, на которую можно положиться не только в постели. Потаенные мечты Джека, временно отодвинувшиеся в тень, снова вышли на свет.
- Я о чем мечтал? Накопить бы деньжонок, купить плантацию и жить на ней кум королю и сват министру. Обратно в Англию я ни ногой: чего я там позабыл? На самом деле мне и здесь хорошо: и денег не надо, и свободы хоть отбавляй. Вот только со жратвой засада, но завтра я этим займусь. А бабы... Ну что бабы. Нет так нет: главное, рука на месте. И что самое главное: моя рука мне никогда и ни с кем не изменит в отличие от сам знаешь кого.
Джек не стал уточнять, что накопить денег помешало одно, но важное обстоятельство: он был заядлым игроком, и порой просаживал за карточным столом больше, чем другие пираты на ром и шлюх.