Джек не сводил взгляда с сабли, которой зловеще поигрывал Марк. Пускаться в откровения сейчас, когда они находились на полузатопленном корабле в нескольких фарлонгах от берега, отчего-то не хотелось, хотя в кармане у него и лежало недвусмысленное доказательство того, что Марк, как и вся команда "Барракуды", принадлежал к береговому братству. Хотелось поговорить по душам:  у костра, на котором жарится козленок, после того, как начнет действовать ром, имеющий свойство развязывать языки самым молчаливым. А сейчас их ждали неотложные дела. Джек пожал плечами:
- Бог миловал: наш корабль на абордаж ни разу не брали. Но примерно представляю, о чем ты толкуешь.
В сущности, чистую правду сказал. А Марк пусть понимает, как хочет.
- Ладно, пойду упакую оружие и все же проверю, что из харчей оставил нам в наследство ваш кок.

Джек выбрался на палубу и пошел на камбуз, дверь которого была сорвана штормовыми волнами. Часть запасов явно была смыта водой, оставшееся представляло из себя размокшую кашу из галет, сухарей и муки, в которой копошились крысы. Джек не рискнул входить внутрь: побоялся подвергать босые ноги опасности быть укушенным острыми зубами серых мародёров.
- А еще говорят, что крысы первыми покидают тонущий корабль, - пробурчал он, уныло обозревая разгром, учиненный бурей и грызунами. Впрочем, в дальнем углу камбуза горделиво стояли две уцелевшие бочки, но что в них пока не представлялось возможным проверить.
Громкий крик Марка заставил Джека вернуться к люку. Бочка была вместительнее бочонка, который он получил в наследство от найденного им утопленника,  и поднять наверх сорок галлонов* рома одному было не под силу.
- Эй, дружище! -крикнул он, в зияющую черноту люка, - Ты смотри там не надорвись! Я сейчас тебе скину якорный канат и подмогну брашпилем.

- Да тут я, не боись! - крикнул в ответ Джек, пытясь понять, что же все-таки случилось с "Барракудой". Конечно, можно было и у Марка спросить, если того не смыло за борт волной раньше других, так что он и не ведал об истинной причине произошедшего. Джек попытался представить себя на месте капитана, корабль которого несло на рифы с подветренной стороны неизвестного острова. Попытался бы он отдать все имевшиеся на судне якоря, чтобы удержаться как можно дальше от зловещих рифов? Наверняка да. Но что случилось потом: старые, никогда как следует не просыхавшие канаты лопнули или не хватило людей, чтобы успеть бросить запасные якоря? Такое случалось, и не раз, да и сами якоря не выдерживали испытания на прочность и ломались в местах соединения рога с веретеном. Джек задумчиво смотрел на пеньковый канат толщиной в обе его руки, во многих местах для надежности обмотанный кусками парусины, смотрел на клюзы, отделанные свинцом, и думал о том, что даже такие меры предосторожности не спасли бы его от перетирания. Или же, напротив, капитан приказал рубить якорные канаты, чтобы выбросить получившее пробоину судно на берег, но темнота, а также стена из дождя и высоких волн скрыла преграду в виде рифа? Ну да ладно, чего там голову ломать: "Барракуда" доживала свои последние деньки, а возможно, и часы, как выброшенный на берег кит. Джек, как следует повозившись, вытравил канат на достаточную длину и бросил обтрепавшийся и размочаленный конец в люк:
- Обвязывай бочку! И поищи какую-нибудь обувку: без нее в камбуз не войти: там полчища крыс!

Джек посмотрел на башмаки, разбухшие от солёной воды. Ходить в них долго он бы не смог, но для того, чтобы прищемить хвосты паре- тройке особо наглых крыс, они вполне годились. Гадать о том, нашёл ли их Марк в чьём то сундуке или снял с покойника, Джек не стал: особой разницы он не видел.
- Следи, чтобы ровно шла! - крикнул он Марку и приналег на рукоятку брашпиля, выбирая канат. Работёнка была не самая лёгкая, но все же это было проще, чем если бы пришлось вытаскивать бочку вручную. Рукоятка со скрипом вращалась, бочка уже показалась в проеме люка.
- Направляй снизу, Марк! - ещё раз на всякий случай крикнул Джек, опасаясь, что бочка застрянет и все их труды пойдут прахом.

Бочка наконец оказалась на палубе и Джек смог оценить ее вместительность: такого количества рома им с Марком должно было хватить надолго, оставалось лишь доставить ее на берег вместе с собранным оружием, подмокшим порохом, плотницкими инструментами и теми двумя бочками, что остались в камбузе.
- Марк, а ну-ка проверь: может, не все шлюпки смыло, а я покуда вытащу из камбуза два уцелевших бочонка. Не знаю, что в них, но  с собой мы их заберем. А сейчас надо поторапливаться, чтобы не упустить прилив. Завтра снова сюда вернемся за тем, что осталось.
Джек сунул ноги в размокшие башмаки, обрывками парусины плотно перевязал штанины на лодыжках и пошлепал к камбузу. Крысы продолжали пировать: появление Джека нисколько их не смутило, чего нельзя было сказать о самом Джеке. Вид копошащихся тварей вызвал в нем легкую тошноту и он постарался как можно скорее управиться с бочонками, с боем прорвавшись сквозь строй грызунов и счастливо избежав укусов.
- Вот и вся добыча, - уныло сообщил он Марку, вернувшись. - Выпивки у нас с тобой больше, чем закуски. А если не удастся высушить порох, будем и дальше жить на подножном корме. Ну что там со шлюпкой?

Джек громко икнул: рука у Марка оказалась тяжёлая.
- Прекрасно! Одной головной болью меньше: теперь не надо строить новый плот.
Он почесал голову, раздумывая, стоит ли ему идти вместе с Марком в капитанскую каюту: ведь все, что он хотел узнать, он узнал из найденного в кубрике письма. Потом решил, что все-таки стоит хотя бы ради того, чтобы прихватить пару капитанских панталон впридачу к поистрепавшимся ситцевым штанам. Да и хорошие новые башмаки с серебряными пряжками ему бы не помешали. Но кроме этих маленьких радостей он собрался обрести и более крупные: хороший табак, чтобы жевать, если заболят зубы, подзорную трубу, подробные  карты и руттеры, чернила с перьями и писчую бумагу, игральные карты, а если очень повезет, то и пару книг, если капитан "Барракуды" был из тех умников, что иногда суют нос в книжку.  Джек не собирался читать, хотя и умел. Но из вырванных из книги страниц можно было при необходимости изготовить ружейные пыжи. А вот писать он собирался, и часто.
- Давай проверим келью вашего капитана, только по-быстрому. Ты же знаешь, как быстро темнеет в этих широтах: не успеешь оглянуться, и вот уже ночь. Про бутылки ты вовремя вспомнил: если найдем перья и чернила с бумагой, я напишу несколько записок, запечатаем их в бутылки и пустим на волю волн: вдруг кто выловит весточку и вытащит нас с тобой с этого проклятущего острова. Еще бы координаты определить, но думаю, мы рано или поздно это сделаем.
Джек скинул мокрые и тесные матросские башмаки, которые уже успели натереть ему ноги, и направился к капитанской каюте.

Джек бросил мимолетный взгляд на сундук, рядом с которым присел Марк:
- Поройся там, может и найдешь. Еще бы табачком разжиться: говорят, хорошо помогает от зубной и головной боли.
Джек никогда  не питал пристрастия к табаку, но много раз слышал, как приверженцы трубки славословили целительные свойства его листьев. Он же был уверен, что курили они лишь затем, чтобы найти предлог отлынивать от работы.
Тяжелый стол из виргинского дуба был завален бумагами, картами и остатками еды, в центре красовалась огромная оловянная кружка, способная вместить в себя не менее пинты рома. Джек взял пустую грязную кружку, понюхал, но пахло не ромом, а чем-то более тонким и изысканным. Джек решил, что капитан "Барракуды" жаловал испанскую малагу, а значит, в каюте должны были найтись бутылки с этим благородным напитком.
Среди остатков капитанского обеда валялся сдобный сухарь. Джек разломил его пополам, одну половину сунул в рот и торопливо сжевал, другую без лишних слов перебросил в сундук, в котором собирался рыться Марк. Голод не тётка и Джек с удовольствием съел бы сухарь целиком, но теперь у них с Марком всего должно было быть поровну: так он считал и не собирался жрать втихомолку. Половинку полусгнившего яблока оставил без внимания: на их острове было полно свежих фруктов.
Разбираться в капитанских бумагах у него времени не было: Джек просто сгреб их в одну кучу и туго перевязал обрывками парусины, которые  до того использовал как завязки для штанин. Туда же сунул несколько писчих перьев -  он мог бы и сам их изготовить, изловив и пощипав пару подходящих птичек, но не хотел, чтобы добро пропадало зря. Очистив стол, Джек перешел к шкафу, на полках которого стояли несколько томов в новехоньких переплетах и старая потертая Библия, несколько страниц из которой оказались вырванными. Посмотрев на остальные книги, Джек понял, что их никогда не читали: страницы были не разрезаны. Видимо, эта небольшая  библиотека была собрана с захваченных торговых кораблей и сохранена с целью перепродажи или выгодного обмена: книги стоили дорого. Джек покрутил в руках томик, на котором не было указано имени автора, но зато название было таким длинным и цветистым, что он с трудом дочитал до конца:
                                 
                                 ЖИЗНЬ
                                      и
                  Удивительные Приключения
                         РОБИНЗОНА КРУЗО,
                           моряка из ЙОРКА,
                прожившего двадцать восемь лет
                        в полном одиночестве
                        на необитаемомо острове
                           у берегов Америки
                     близ устьев реки Ориноко,
       куда он был выброшен кораблекрушением,
       во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб
       с изложением его неожиданного освобождения ПИРАТАМИ,
                      написанные им самим

Джек сел на стул и воззрился на книгу: издана она была в 1719 году, апреле месяце, в славном городе Лондоне.
- Мать честная...двадцать восемь лет! - прошептал он, холодея от ужаса и представив себя на месте мистера Крузо. Собственно, он уже был на его месте с той разницей, что отшельничал всего несколько дней.

- Ты читать умеешь? - на всякий случай поинтересовался Джек и ткнул пальцем в книгу. - Тут написано, что моряк из Йорка провёл на необитаемом острове двадцать восемь лет, а потом его спасли пираты. Слушай, Марк: но ведь без баб ни один нормальный мужик столько не протянет!
Джек положил книгу на связку бумаг, твёрдо решив осилить жизнеописание мистера Крузо от начала и до конца, чтобы узнать, как ему удалось прожить так долго без женской ласки. Времени у него в запасе было хоть отбавляй: за двадцать восемь лет, если он не умрёт раньше от малярии или укуса какой-нибудь ядовитой твари,  можно было успеть прочесть самую толстую  книгу несколько раз, выучить её содержание наизусть и написать что-нибудь подобное о своих собственных злоключениях. Эта мысль немного его приободрила и он сообразил, что надо бы найти чернильницу. Поскольку у капитана "Барракуды" были перья, значит, писать он умел и должен был иметь в своем распоряжении запас чернил на все время плавания, а плавание порой длилось месяцами.

Мрачный взгляд, которым Джек одарил товарища по несчастью, говорил о том, что он тоже ничего подобного не планировал. Но куда деваться от пинков под зад, которыми так любит награждать своих жертв мадам Фортуна?
- Ты бутылки нашел? Без бутылок мы точно тут застрянем до того момента, когда на самую горячую бабу уже не встанет.
Мысленно Джек уже видел себя дряхлым старцем, передвигавшимся по острову с помощью двух посохов и в сопровождении такой же старой Генриетты. Кстати, где она, его случайная и бессловесная подружка? Неужто пала смертью храбрых, зайдя в поисках пропитания на камбуз, где пировали крысы? Эх, бедняжка! Джек был готов пролить слезу по убиенной мученице, но не успел: живая и здоровая обезьяна спрыгнула со шкафа с никому не нужными книгами, сжимая в лапах подзорную трубу.
Слеза из глаза Джека все же пролилась: но не  горькая, а исполненная умиления.
- Радость моя! Добытчица!
Джек протянул руку к Этте, собираясь отнять у нее подзорную трубу.

Вопреки предсказанию Марка обезьяна лишь пролопотала что-то на своем языке и позволила Джеку забрать трубу.
- Видал? Скоро будет совсем как шёлковая, - хохотнул Джек, поглаживая обезьяну по голове, чему она не противилась. -Любят меня бабы, потому что я их люблю! А у тебя как с ними дела обстоят? Впрочем, какая разница: кроме Этты да козочек нам с тобой здесь все равно никого не сыскать.
Джек еще раз обежал глазами капитанскую каюту, но не увидел ничего такого, что можно было бы взять с собой. Чернила где-то были, но где именно, он понятия не имел.
- Лапушка! - обратился он к обезьянке. - Поищи-ка Джеку чернила, а он за это наберет тебе сладких бананов на берегу.

- Вдовец, значит...
Джек вздохнул и постарался придать своему лицу выражение сочувствия, хотя и не знал, опечалила ли мистера Рида потеря миссис Рид или, напротив, порадовала. По крайней мере сейчас Марк не выглядел безутешным вдовцом и об усопшей жене вроде как упомянул мимоходом: была, мол, да сплыла. А вот за капитанскую кубышку держался крепко, как сошедший на берег шведский матрос - за креольскую шлюху.
У самого Джека деньги особого восторга не вызвали: тратить их было не на что и негде. Единственное, когда они могли сослужить службу - это в том случае, если бы к острову пристал какой-нибудь торговый корабль и его капитан потребовал бы с двух отшельников плату за доставку в Вест-Индию или в одну из факторий Невольничьего берега. Иного применения деньгам на острове Джек, как ни силился, найти не мог.
- Забирай себе, - Джек снова вздохнул. - На кой они мне здесь... Разве что монисто для Этты сплести...

Джек сунул подзорную трубу подмышку, схватил в охапку связку бумаг и жизнеописание мистера Крузо вместе с оловянной кружкой  и последовал за Марком.
- Давай лучше двинем на берег, а остальное завтра перевезём.
Этта ковыляла рядом с ним, привычно ухватившись за штанину. Видно, Марк правильно определил сущность женской натуры:  чуть было не откусив Джеку палец, а затем попытавшись насмерть зашибить его пушечным ядром, дамочка без всякой на то причины сменила гнев на милость и снова демонстрировала нежную привязанность и полную покорность. Но оставлять ее при себе Джек не хотел: он заметил, что Марка обезьянка раздражает. А Марк для него был поважнее какой-то глупой мартышки, пусть и забавной. Вот только как от нее избавиться, Джек пока не знал: ну не убивать же!

Джек первым делом еще раз осмотрел шлюпку, чтобы лично убедиться, что она не  имеет повреждений и пробоин. Успокоившись на этот счёт, сложил в нее всякую мелочевку, а капитанские  бумаги и книгу заботливо обернул в найденную ранее в кубрике просмоленную робу и сунул под загребную банку, чтобы не вывалились по пути и не промокли. Натянул на себя сразу три рубахи и вторые штаны, чтобы не занимали места зазря. Под кормовым сиденьем обнаружился настоящий клад:  парусиновый мешок, в котором лежали моток ниток, портновская игла длиною в дюйм, такелажный нож и свайка.
Этта сразу же запрыгнула в шлюпку и заняла место рулевого: видно, скумекала своим обезьяньим умишком, что близится возвращение на берег.
- Ты б еще вёслами грести научилась и пироги печь,  - цены б тебе не было, - вздохнул Джек и воровато обернулся - не возвращается ли Марк. Марка на палубе не было и он продолжил, понизив голос до интимного шепота и отчего-то чувствуя себя неверным мужем, который боится, что его шашни с любовницей вот-вот обнаружит жена. - Не показалась ты Марку, душа моя! Придется нам с тобой расстаться, такие дела. На берег-то я тебя доставлю, будь спокойна, но потом...

Сначала Джек решил, что Марк шутит, но приглядевшись понял, что тот был серьезен как плакальщик на похоронах. Товарищ по несчастью открылся ему с новой, неожиданной стороны, и поставил его перед выбором: спорить до хрипоты или даже до драки или бросить бессловесную божью тварь, к которой он успел привязаться, на верную погибель. Джек не поставил бы свою треуголку на то, что корабль вместе с Эттой переживет надвигавшуюся ночь, как не мог объяснить Марку прилив милосердия, который на него накатил. Джек взял обезьянку на руки и она прижалась к нему, недоверчиво и испуганно глядя на Марка: то ли  чувствовала, что ее ждет, то ли просто кривлялась.
- Как скажешь, добрый человек, - медленно промолвил Джек. - Садись в шлюпку: я сначала тебя в ней спущу, а потом груз: хвала святым, шлюпбалки целы.
В общем-то выход был: отвезти груз на берег, а потом вернуться в пустой шлюпке за Эттой, но Джек был уверен, что не успеет сделать этого до наступления темноты. К тому же оставался риск, и немалый,  схлестнуться с Марком на берегу: вряд ли тот позволил бы ему рисковать шлюпкой. А отправляться к кораблю вплавь в кромешной тьме было равносильно самоубийству.