Джек Рэкхем знал, на что подписывался, когда ставил свою закорючку на замусоленном пиратском кодексе,  а  чего не знал, о том примерно догадывался. Но не был готов к тому, что уготовил ему Весёлый Роджер Сприггс: так звали капитана брига "Счастливое избавление". На этой посудине Джек оттарабанил двенадцать месяцев, в течение которых пять раз ходил на абордаж. Сприггс промышлял в Индийском океане, подстерегая торговые корабли, груженые пряностями, тканями, сандаловым деревом, чаем и драгоценностями, а местом стоянки брига был Мадагаскар: волшебный остров, где пиратов было больше, чем лемуров.
В общем-то Джека устраивала его сытая и полупьяная жизнь: он не помнил случая, когда шел на абордаж на трезвую голову, а после того, как добыча была захвачена, команда напивалась в стельку. Это его и сгубило: однажды, разгорячившись ромом, он сдуру сболтнул в кругу друзей, что не прочь сменить Сприггса на капитанском мостике. Сказал просто так, но видимо Сприггс, которому какая-то паскуда не преминула передать слова Джека, рассудил, что у пьяного квартирмейстера на языке то, что трезвый планирует осуществить на практике, и поспешил избавиться от конкурента простым и эффективным способом, высадив его на островке, которого не было ни на картах Адмиралтейства, ни в лоциях штурманов Ост-Индской компании.
- Капитан, - сказал Джек,  дважды пересчитав ружейные пули, которыми по доброте душевной снабдил его Сприггс перед высадкой на берег. - Хоть бы сухарей дали напоследок: я ж верой и правдой...
Весёлый Роджер осклабился, показав гнилые зубы:
- Ты известный жеребец, Рэкхем, так что как-нибудь перебьешься на подножном корму. Радуйся, что ты не в Карибском море: на Больших Кайманах и травкой-то особо не разживешься, а тут гляди, какое изобилие. Посиди, подумай о своем поведении, а на обратном пути, годика через два, мы тебя отсюда заберем.
Оставшись  в обществе бутылки рома и кремневого ружья, Джек проводил тоскливым взглядом  шлюпку с четырьмя матросами, доставившую его на заросший пальмами берег. На бриге подняли якорь и выстрелили из маленькой кормовой пушки, издевательски салютуя изгнаннику. Джек в долгу не остался: приспустил штаны и показал "Избавлению" свой тощий, но мускулистый зад, не опасаясь того, что в него влетит заряд картечи: расстояние между мишенью и бригом было слишком большим.
К вечеру зарядил дождь. Джек устроился под пальмой и открыл бутылку, чтобы заглушить голод ромом. Ром согревал, но не вселял бодрости: после первых трех глотков Джеку захотелось всплакнуть о своей горькой судьбе, спустя полбутылки он таки пустил скупую мужскую слезу, а когда рома осталось с полнаперстка, бывший пират был готов завыть на луну.

Мелкий унылый  дождик к ночи превратился в бурю такой силы, что у Джека выветрился из головы весь хмель. Пальмы на берегу сгибались под чудовищными порывами ветра, как побеги молодой осоки на озере в окрестностях родного Лидса. Несколько стволов переломило как сухие соломинки и Джек в поисках более надежного убежища ползком добрался до скалистого выступа, нависавшего над подножием небольшого, заросшего кустарником холма, под которым и скрючился, прижав согнутые ноги к груди и крепко обхватив колени руками. Каждый раз, когда в небе сверкали сразу несколько молний, похожих на клубок разъяренных огненных змей,  и вслед за тем раздавался грохот, напоминавший пушечную канонаду, Джек судорожно дергался и съеживался еще сильнее, ожидая момента когда его пронзит огненное копье  Провидения. Его не раз заставала гроза на корабле, но никогда еще не испытывал такого животного ужаса, как теперь: возможно, причиной тому было полное одиночество и запоздалое раскаяние в совершенных грехах. Наконец, совершенно отупев от отчаяния и  страха, он впал в забытье, не замечая ни того, что промок до нитки, ни того, что буря начала стихать.
Когда он очнулся, на синем небе снова сияло солнце, а от влажной земли и от его высыхающей одежды поднимался пар. Джек с трудом разогнул затекшие конечности и встал на четвереньки, глядя на неподвижную, прозрачную воду лагуны. Он не сразу вспомнил, что произошло накануне, и лишь спустя несколько томительных мгновений осознание того, что он брошен на произвол судьбы на безлюдном острове, навалилось на него, как могильная плита.
- О Боже! - прошептал он и стал повторять этот бессвязный призыв снова и снова, с каждым разом все громче. - О Боже! Боже! Боже!! Боже!!!
В густой траве справа от него что-то промелькнуло и Джек вскочил на ноги как ужаленный, но это оказалась не змея, а всего-навсего какая-то птичка, похожая на куропатку, но с гораздо более ярким оперением. По-видимому никогда не встречавшая и потому не боявшаяся людей, она спокойно смотрела на него блестящими глазами-бусинками, склонив головку набок.
- Что уставилась, дура? - бросил Джек и пошел к берегу: он вспомнил, что перед началом грозы у него было при себе ружье с запасом пуль и пороха, теперь наверняка отсыревшего. Переходя от пальмы к пальме, он тщетно искал единственную ниточку, еще привязывавшую его к жизни, когда нечто темное, покачивавшееся на поверхности воды, привлекло его внимание. Приглядевшись, он понял, что это бочонок, к которому прилагалось тело, судорожно обхватившее этот огромный поплавок. Джек вбежал в воду и зашлепал по отмели к находке, вздымая вокруг себя небольшие фонтаны. В голове у него теснились самые разные подозрения, самым отчетливым из которых было то, что "Избавление" было застигнуто штормом и разбилось о рифы, а моряк, которого прибило к берегу, был одним из команды. Но когда он подбежал к утопленнику и перевернул его лицом вверх, оказалось, что этого человека он видит впервые. Единственное, в чем он был уверен - это в том, что перед ним мертвец.
- Проклятье! - прошептал Джек.
Разочарование, охватившее его, было ужасным: он все же втайне надеялся, что обрел товарища по несчастью. Труп уже успел окоченеть, и разжать сведенные судорогой руки покойника оказалось делом нелегким, но Джек справился с ним и, оттолкнув труп подальше от берега, завладел бочонком. Что было внутри, он пока не знал, но в любом случае ему пригодилось бы что угодно.
Вытащив добычу на берег, Джек внимательно осмотрел бочонок, ища клеймо  с названием торговой компании или владельца. Полустершуюся надпись было почти невозможно разобрать.
- Го... - вслух прочитал Джек и рукавом рубахи протер оставшуюся часть надписи. - Гол...голый? А,  голландский!
К нему постепенно возвращались самообладание и уверенность в собственных неуязвимости и везучести. Голландские купцы могли перевозить в таких бочонках  и сахар, и кофе, и ром, и даже порох: в этом они мало чем отличались от своих английских собратьев. Джек приподнял бочонок и попробовал его встряхнуть, чтобы определить, что внутри: жидкость или сыпучее вещество. Судя по весу, бочонок был заполнен всего на треть, однако ласкающее слух бульканье и краник, который Джек наконец увидел, заставили его расплыться в счастливой улыбке: все-таки есть Бог на небесах!

Джек отнес бочонок к скалистому уступу, под которым ночью пережидал грозу, и снова занялся поисками ружья. После долгих поисков он нашел его под сломанной ветром пальмой: из мокрого песка торчала лишь его часть. Кожаные мешочки с пулями и порохом, судя по всему, смыло волнами. Джек вытащил бесполезное теперь оружье из песка и задумчиво на него посмотрел: единственное, что с ним можно было делать - обороняться увесистым прикладом, держась за ствол. Впрочем, кремень, надежно закрепленный в губках курка при помощи кожаных прокладок, мог сослужить ему добрую службу при розжиге костра. К тому же у Джека был при себе нож - оружие, которому он всегда доверял как самому себе. Следующие полчаса бывший квартирмейстер потратил на выстругивание длинной и крепкой палки с заостренным концом, которую собирался использовать наподобие примитивной  остроги для ловли рыбы в лагуне или сбивать ею кокосовые орехи с пальм. Сезон манго уже закончился: все , что удалось найти Джеку - это несколько практически сгнивших плодов, на которых не покусились даже животные. Но кокосов было море: к счастью для него, эти гигантские орехи вызревали круглый год. Подкрепившись безвкусной мякотью и утолив жажду кокосовым молоком, Джек почувствовал прилив сил. Рыбы в лагуне было пруд пруди, кокосов на пальмах - еще больше, у него были нож и кремень, а также на треть полный бочонок с ромом. Серьезных неприятностей он мог ждать лишь от хищных зверей да от сезона дождей, до которого еще оставалась пара месяцев, а за это время многое могло случиться: вдруг шквалом вынесет на берег какую-нибудь утлую скорлупку  с парочкой матросов, потерпевших крушение в океане, или капитан крепкого пиратского шлюпа решит пристать к берегу, чтобы пополнить запасы питьевой воды? Судьба была непредсказуема, как бросок игральных костей. Главное - не падать духом и верить в свою счастливую звезду. А Джек всегда в нее верил. Эх, жаль, что в этом по сути райском местечке не водилось смуглых островитяночек, одетых лишь в гирлянды из ярких цветов. Джек еще немного посидел на песочке, щурясь на солнышко и любуясь гладью лагуны, но потом все же встал и отправился на поиски топлива для костра. Кокосы - это хорошо, но желудок настойчиво требовал чего-то более существенного:  запеченной на углях рыбы или черепашьих яиц. А кроме того, он еще мальчишкой научился ставить силки на птиц.

Джек набрал топляка столько, что хватило бы на погребальный костер какого-нибудь индийского раджи.При помощи ружейного кремня он развел огромный костер и, оставив угли прогорать, захватил с собой импровизированную острогу и отправился на рыбалку. Рыба в лагуне была такая же непуганая, как и птицы на суше. К костру Джек вернулся с рыбиной весом не менее семи-восьми фунтов и сразу же принялся потрошить ее при помощи ножа. Металл звякнул о металл, и Джек, поворошив кончиком ножа в брюхе рыбины, выудил из переплетения кишок кольцо с  розовой жемчужиной размером с хороший боб.
- М-да, - пробормотал он, пытаясь надеть на палец неожиданно обретенное сокровище, - Ну и зачем ты мне здесь? Кому я тебя продам?
Перстень налез только на мизинец. Джек уныло рассматривал испачканную рыбьей кровью жемчужину, думая о том, сколько пиастров отсчитали бы ему за эту драгоценность в Нассау. Вот ведь непруха! Когда пирату, измученному колодезной водой, нужно разжиться хотя бы парочкой монет для согрева, ничего подобного при всем желании не найдешь, а сейчас само в руки приплыло, понимаешь!
Мысленно состроив козью морду фортуне, Джек продолжил разделывать рыбу. И все же жемчужина притягивала взгляд: матовая, гладкая, она так и просилась на палец более тонкий и изящный, чем его собственный. Джек представил себе жгучую брюнетку, достойную такого украшения. Ну может и не жгучую и даже не брюнетку, но несомненно леди, которая носила на пальчике этот перстень. Что с ней сталось? Утонула в бурном море или же кольцо сорвал с ее руки какой-нибудь забулдыга наподобие него самого, после того как корабль, на котором она плыла к мужу или жениху, был захвачен пиратами? А потом пират пошел на дно морское кормить рыб, и перстень оказался в желудке одной из них...
Разделав рыбину, Джек завернул сочные куски в пальмовые листья и уложил их на угли, а сам пошел к морю, чтобы вымыть руки. Омытая соленой водой жемчужина засияла поистине неземным светом, в ореоле которого предстала миссис Рэкхем: высокая, под стать мужу, крепкая духом и телом, уверенная в себе дама, способная расколоть мешок кокосовых орехов, с размаху усевшись на него верхом. Джека привлекали сильные женщины, а на внешность он смотрел сквозь пальцы: главное, чтобы на носу не было бородавки, а над верхней губой не росли усы.

Джек немного постоял на берегу, скинув с себя рубаху и любимые ситцевые штаны и подставляя солнечным лучам свое долговязое и худощавое, выбеленное морской водой тело. Сколько раз его заливали громадные волны, когда он во время вахты стоял на палубе, мёртвой хваткой вцепившись в штурвал, или наравне с матросами карабкался по вантам. Стесняться тут было некого: разве что какая-нибудь обезьяна удивится, увидев на берегу безволосое существо, столь похожее на ее собратьев. Загорая на солнышке, Джек вдруг сообразил, что зря так быстро избавился от утопленника: хотя похоронить по-христиански он его не мог, поскольку ни лопаты, ни другого инструмента для рытья могилы у него не было, но зато мог снять с него одежду и сапоги. Порыскав взглядом по лагуне, Джек с радостью убедился, что коралловые рифы, вплотную подступавшие к этой стороне острова, не дали морячку уплыть далеко. Войдя в воду, он заторопился к телу, распугивая косяки разноцветных рыб. Утопленник оказался тяжелым, но Джек благополучно доставил его на берег и принялся раздевать, бормоча отходную молитву: и из уважения к покойнику, и ради того, чтобы его дух в будущем не вернулся, чтобы отомстить за нанесенную обиду.
Матросские штаны, рубаха, куртка и пестрый шейный платок были не новыми, но еще крепкими и без заплат. Под стать им  были шерстяные чулки и сапоги, подбитые гвоздями. Самым же ценным уловом оказалась даже не одежда, а еще один нож, настоящий тесак, который Джек обнаружил заткнутым за голенище и привязанным к ноге моряка кожаным шнурком. Карманы куртки и штанов оказались пусты: если в них что-то и было, все смыла приливная волна. Избавив мертвеца от ненужных ему вещей, Джек оттащил тело подальше в воду и перекрестился:
- Прощай, друг! - промолвил он. - Похоронить тебя я могу только так, как принято у моряков...
Вернувшись на берег, он разложил  вещи покойника на песке для просушки и, улегшись поодаль и надвинув на лицо шляпу  (единственное, что было на нем из одежды),  снова отдался горячим лучам послеполуденного солнца. "Главное - не заснуть", - сонно думал Джек, - "Иначе мой обед сгорит..." Тем не менее, он все-таки задремал.
Снился ему Весёлый Роджер - не пьянчуга Сприггс, а черный флаг, развевавшийся над свободным и процветающим островом, самопровозглашённым губернатором которого был некто Джек Рэкхем, а губернаторшей - молодая и во всех отношениях приятная дама, безымянный палец которой украшал перстень с крупной розовой жемчужиной.
Джек проснулся, когда солнце клонилось к горизонту, а от костра ощутимо попахивало жареным. Джек вскочил с песка, торопливо похватал просохшую одежду, снятую с утопленника, и опрометью бросился к костру, на котором дымился его скромный обед. К счастью, пальмовые листья сделали свое дело: рыба не подгорела, а лишь как следует прокоптилась, и Джек с удовольствием пообедал, запив трапезу несколькими глотками рома из бочонка, и почувствовал, что жизнь - не такая плохая штука. Не хватало только десерта, но об этом Джек решил позаботиться позже, прогулявшись по ближайшим зарослям плодовых деревьев.

С наступлением вечера  благодушное настроение Джека несколько потускнело. Одно дело валяться на солнышке, глядя на лазурные волны и слушая веселый щебет птиц, совсем другое - очутиться в полной темноте окруженным  душераздирающими криками неведомых ночных тварей, населяющих джунгли. Джек понятия не имел, какие хищники водятся в здешних зарослях, но кроме них он боялся кое-чего другого: бесплотного и незримого в ярком свете дня, но принимающего разные формы и воплощения под покровом ночи. Суеверный, как большинство моряков, Джек верил в призраков, упырей и русалок, а также в Летучего Голландца, огни святого Эльма, Дэйви Джонса и утопленников, оживавших и выходивших на берег, чтобы полакомиться плотью живых или завладеть чужою душой. Если бы рядом был хоть кто-то, с кем можно было бы перекинуться словцом и скоротать вечер за стаканчиком рома и байками, которые так любят все моряки! Но на этом проклятом острове Джек был один, как перст, и чем гуще становились сумерки, тем большее беспокойство его охватывало: он вздрагивал от малейшего шума и судорожно стискивал рукоятки ножей, готовый погибнуть, но дорого отдать свою никчемную жизнь. Даже пламя костра, которое он заботливо поддерживал, подбрасывая в его алчную пасть все новые и новые сухие ветки, не добавляло бодрости его смятенному духу: Джеку казалось, что из темноты вот-вот выскочит какое-то ужасное и кровожадное существо и набросится на него, чтобы разорвать на куски. Он попытался читать молитвы, которые еще помнил, но это не помогло. Тогда он стал составлять планы на следующий день: настругать крепких кольев и устроить навес из пальмовых листьев, сплести силки на птиц, наловить рыбы, поискать кладки черепашьих яиц...Очередной потусторонний вопль, донесшийся из джунглей, разбил в пух и прах все его добрые намерения: он почти физически ощутил, что утро не наступит никогда. В полном отчаянии Джек прибегнул к последнему средству: стал воссоздавать в памяти сцены, которые он наблюдал или в которых участвовал, посещая единственный бордель Нассау.

Утро все-таки наступило. Прозрачный воздух был так сладок и свеж, что его хотелось зачерпывать ложкой, как шербет, приготовленный главным поваром восточного владыки для услады обитательниц гарема.
Джек потянулся так, что хрустнули суставы, и протер глаза рукавом рубахи: костер успел догореть, но сейчас он и не был нужен, поскольку тепло, разлитое вокруг, окутывало тело кашемировой мягкостью и лаской.
- Доброго утречка, мистер Рэкхем! Как спалось? - вслух поприветствовал Джек сам себя, поскольку смутно ощущал, что должен продолжать разговаривать, даже находясь в полном одиночестве, не то отвыкнет от звуков человеческой речи.
- Сносно, - ответил он на свой вопрос. - Бывало и лучше, особенно как проснешься в объятиях какой-нибудь мулатки после бурной ночи. Эх, где они теперь, мои прекрасные подружки...
В общем-то, далеко не всех своих подружек Джек мог бы назвать прекрасными: положа руку на сердце, таковыми  были всего две или три, но сейчас любая дама из прошлого, даже самая далекая от совершенства, казалась ему красавицей и умницей.
- А какое сегодня число и день недели, мистер Рэкхем? - продолжил он разговор.
Это был важный вопрос и Джек призадумался, подсчитывая дни, минувшие с того момента, как его высадили на острове.
- М-мм, кажется, сегодня 15-е августа и воскресенье, - наконец сообразил он.
Его невидимый двойник тут же гневно воскликнул:
- Вам только кажется, сэр?! Вы должны быть уверены. Заведите себе календарь и следите за ходом времени!
А что! Это была по-настоящему дельная мысль!
Джек огляделся вокруг: в нескольких ярдах от места его беспокойной ночевки росло дерево с гладким стволом, на котором можно было делать зарубки. Как звали этого питомца Флоры, Джек не знал, да его это и не интересовало. Подойдя к дереву, он вытащил нож и настолько высоко, насколько позволял ему немалый рост, вырезал дату своего прибытия на остров: пятница, 13-е августа. Через пару минут под нею  появились еще две и Джек отступил на пару шагов, любуясь творением своих рук: теперь уж ему не грозила опасность потерять счет времени.
- Превосходная работа, мистер Рэкхем! - громко похвалил он сам себя. - Как говорил корабельный плотник на "Избавлении", мастерство не пропьешь!
Разделавшись с календарем, Джек отправился к морю и довольно продолжительное время посвятил утреннему омовению в чистых водах лагуны. Все-таки было воскресенье, а не понедельник, вторник, среда, четверг или пятница с субботой, когда можно было и не мыться.

Закончив с утренними процедурами и помолившись (бывший пират твердо решил стать праведником), Джек доел остатки вчерашнего обеда, пусть и остывшего,  сел рядом с пучком гибких молодых веток и  принялся за плетение силков для ловли птиц и кроликов.  Фрукты он есть опасался: большая часть островных деревьев была ему незнакома, и он боялся отдать концы, наевшись ядовитых плодов. Да и честно сказать, фрукты, как и овощи, по его мнению были баловством, пригодным для детей и женщин. Настоящему пирату требовалось мясо, и чем больше, тем лучше.  Не имея в распоряжении ружья, он не мог позволить себе полакомиться козленком или дикой свиньей, но местные куропатки, одну из которых он видел накануне, могли послужить почти полноценной заменой. Кроликов он пока не заметил, но надеялся, что на острове их столько же, сколько в родной Англии. Ну а если посчастливится поймать черепаху, к нежному мясу которых он пристрастился еще в то время, когда начинал пиратствовать в Карибском море, то можно будет устроить настоящий пир.
Потрудившись на славу пару часов, Джек установил  в зарослях с полдюжины силков и перешел к новому делу: острым тесаком, подаренным ему утопленником, начал срубать не слишком толстые, но прочные ветки, которые должны были вскоре превратиться в колья, а колья - в надежную опору для навеса из пальмовых листьев. К тому времени, как он вернулся к кострищу, солнце палило так, что с него сошло семь потов, и Джек задумался над тем, а не последовать ли примеру тех островитян, которых он видел на южной оконечности Мадагаскара: они не носили ничего, кроме куска ткани, обернутого вокруг бедер. Но ткани не было, потому он вышел из положения просто: нанизал на длинный кожаный шнурок, которым прежде крепился тесак к ноге утопленника, достаточное количество широких пальмовых листьев и обвязал шнурок вокруг  голого торса, превратившись из джентльмена удачи в нечто среднее между шотландским горцем и аборигеном с далеких от Англии островов. А привычную ему одежду следовало поберечь для сезона дождей, рассудил Джек.

Набедренная повязка из пальмовых листьев оказалась настолько неудобной и так натирала самые уязвимые места, что через некоторое время Джек сдался и сменил ее на привычные ситцевые штаны, льнувшие к обгоревшей на солнце коже.  Голову он повязал пестрым шейным платком на тот манер, что принят среди моряков, и уселся обстругивать длинные палки, которые принес из леса.
Пока он работал, на ум ему приходили самые разные мысли. Есть ли неподалеку какой-нибудь островок, на котором обитают туземцы? И если да, то посещают ли они тот остров, на котором находится он? Джек, конечно же, слышал страшные истории о каннибалах, но в нынешних обстоятельствах он предпочел бы рискнуть и договориться с любителями человечины, чем и дальше прозябать в безопасном, но тоскливом одиночестве. В конце концов, язык у него был с самого рождения подвешен, как надо, и он мог бы  убедить легковерных островитян в том, что из  жилистого и насквозь просоленного тела моряка невозможно приготовить хорошее жаркое, зато о берцовые кости можно сломать последние зубы. Единственной препоной для переговоров был языковой барьер: Джек мог объясниться лишь на английском и испанском, да успел поднабраться  голландских  ругательств, однако в его распоряжении оставался красноречивый язык тела.
До наступления полудня трудолюбивый экс-квартирмейстер настругал столько кольев, что хватило бы на крепкий частокол вокруг небольшого форта. Поплевав на ладони, он взял один кол и со всего размаху всадил его заостренный конец в рыхлую песчаную почву. Получилось неплохо: попытавшись расшатать кол, Джек убедился, что держится тот крепко, и взял в руки следующий. Дело двигалось как по маслу, но шестой кол наткнулся на какое-то препятствие. Выдернув кол, Джек опустился на колени и стал разгребать руками песок.

Бросок кубиков на  находку: 1 - череп какого-то животного; 2- человеческий скелет и подзорная труба; 3- сундук с монетами; 4- камень; 5- часть носовой фигуры корабля; ; 6 -  стрелометательная трубка, или сарбакан, с пучком стрелок

[dice=9680-16]

Джек лихорадочно разбрасывал песок голыми руками, торопясь добраться до скрытого в нем клада: отчего-то верилось, что он выроет сундук с сокровищами или, на худой конец, оружие. Однако его рука наткнулась на нечто гладкое, очертаниями совсем не похожее ни на что из вышеупомянутого. Кончиками пальцев он нащупал полусферу, в центре которой был небольшой, но достаточно  острый выступ. Джек заволновался: в воображении, подстегнутом ощущениями, возникла женская грудь, идеальная по форме, округлая и крепкая. Решив, что его подвел рассудок, взбудораженный (чего там греха таить) долгим отсутствием контактов с лучшей половиной человечества, Джек удвоил усилия, и в результате его взору предстала часть корабельной носовой фигуры. Она была прекрасна! Волосы, покрытые позолотой, сияли в лучах солнца; большие голубые глаза смотрели на Джека так, как будто он был не изгоем, одетым в жалкие обноски, а рыцарем в сверкающих доспехах; ядовито-красные полуоткрытые губы навевали такие смелые желания, что Джек почувствовал, что краснеет. Но лучше всего прочего была грудь, не прикрытая даже клочком ткани. Бережно вытащив волнующий обломок из песка, Джек поставил его перед собой и некоторое время созерцал его в благоговейном молчании.
- Богиня! - вынес он вердикт, вдоволь налюбовавшись на прелести деревянной дамы, и тут же окрестил ее менее возвышенным, но христианским именем, - Молли!
Такое сокровище требовало особого отношения. Джек поставил новообретенную подругу в тень, отбрасываемую нависающим над песком скалистым выступом, образовывавшим нечто наподобие алькова, и опустился перед ней на колени, молитвенно  сложив руки  у груди. Его переполнял греховный восторг, неуместный для отшельника, решившего посвятить свои дни молитвам и трудам.

Вдоволь налюбовавшись на свою новообретенную подругу жизни, Джек вспомнил, что с самого утра ничего не ел, кроме куска вчерашней рыбы. Это упущение надо было срочно исправлять, поскольку его и без того впалый живот подводило от голода. Поцеловав Молли в нарумяненную щеку, Джек отправился проверять силки, установленные им в зарослях. Наградой за его утренние труды стали две жирные птички, - оставалось лишь снова развести костер и как следует их поджарить, предварительно ощипав. Джеку показалось, что Молли благосклонно кивнула и ее яркие губы чуть изогнулись в улыбке, когда она увидела, какую добычу принес к домашнему очагу ее кормилец и защитник.
Разведя костер, ощипав и выпотрошив птичек и оставив их жариться так же, как он накануне жарил рыбу, то есть завернутыми в пальмовые листья, Джек почувствовал насущную необходимость в пресной воде: ром был хорош, но от него жажда становилась еще нестерпимее, а всякий раз возиться с твердой скорлупой кокосовых орехов, чтобы сделать глоток не слишком приятной на вкус жидкости, ему успело надоесть.
- Душа моя, - обратился он к подруге, заботливо оттаскивая ее подальше от костра, чтобы от жара ненароком не сошла позолота с ее кудрей, волнами спускавшихся на плечи. - Не хочешь прогуляться со мной по острову? Нет? Ладно, жди меня здесь, следи за костром и не разговаривай с незнакомцами, а я скоро вернусь.
У Молли не было рук, не то Джек оставил бы ей на хранение и кольцо с жемчужиной, которое мешало ему заниматься тяжелой работой.
В поисках пресной воды Джек зашел так далеко, что забеспокоился, найдет ли он дорогу к дому. Остров оказался обширным настолько, что на нем можно было и заблудиться, не имея под рукой компаса, а над головой - звезд, указывавших правильное направление. Ручья с пресной водой Джек так и не обнаружил и уже готовился смириться с тем, что  обречен на кокосовое молоко, но тут деревья, увитые дикими орхидеями, расступились и он услышал шум и увидел небольшое озерцо, а над ним - скалу, с которой падала вниз прозрачная и чистая вода, с брызгами разбиваясь о поверхность озера. Джек замер: такой красоты он не видел даже на Мадагаскаре. Забыв об осторожности, он скинул сапоги и прыгнул в воду, не снимая штанов. Вода показалась ему обжигающе холодной, почти ледяной, но он только крякнул, как утка, и широкими бросками поплыл к скале, прикрытой полупрозрачной завесой низвергающейся воды

У скалы, по выступам которой сбегал шлейф воды, лежал большой плоский валун. Джек доплыл до него и встал во весь рост, окруженный мириадами водяных брызг. Казалось, что на него обрушился прохладный тропический дождь. Он ловил воду ртом и пил, пока от холода у него не заломило зубы и не заныли десны. Напившись, он поплыл обратно, теперь уже более спокойно и размеренно, не думая о том, что какая-нибудь прибрежная коряга может в одно мгновение превратиться в  крокодила с огромной пастью, утыканной острыми зубами. На Мадакаскаре ему приходилось видеть этих чудовищных тварей, которых местные  племена почитали, как богов и радовались, если кто-нибудь из соплеменников становился случайной жертвой чудовища. Но Джеку совсем не хотелось, чтобы его бессмертная душа в одночасье переселилась в отвратительное тело рептилии, пусть даже при этом рептилия и получила бы его имя, как это происходило на Мадаскаре.
Выбравшись на берег живым и невредимым, Джек стащил с себя штаны, как следует их выжал и снова надел, закатав штанины до колен, чтобы не засовывать в сапоги. Наполнив кожаную шляпу водой, Джек вздохнул: ему бы  пригодился котелок или иная емкость для переноски и хранения пресной воды, но пока не опустеет бочонок из-под рома, придется каждый день совершать долгие прогулки к водопаду и обратно.
Вернувшись к костру, он обнаружил, что Молли ждет его, как верная жена, пристально следя за приготовлением обеда.
- Не скучала, душа моя? - спросил Джек. -  А я нашел столько пресной воды, что ее не только пить, - в ней купаться можно!
Куропатки сочились жиром, единственное, чего не хватало - щепотки соли, но это не помешало Джеку разделаться с обеими  в мгновение ока. Молли явно не испытывала голода, поэтому он с чистой совестью доел жаркое и сделал три дежурных глотка из краника бочонка с ромом. На небе уже появились первые звезды и тонкий серпик полумесяца. Джек улегся на спину и притянул к себе свою молчаливую подругу.
- Видишь  яркую бело-голубую звезду? Это Сириус из созвездия Большого Пса. А во-он там Волк, Ворон и Голубь.
Джек был уверен, что Молли известны все созвездия Южного полушария: она ведь наверняка избороздила Индийский океан вдоль и поперек, прежде чем оказалась на этом острове. Но он не собирался расспрашивать ее о прошлом, не желая смущать своими вопросами. Угли костра мерцали в стремительно сгущавшейся тьме и отбрасывали красные сполохи на гладкое, без единой морщинки, лицо Молли, и делая его живым. Джек погладил золотистые волосы: они были теплыми и приятными наощупь. Его вдруг охватило необыкновенное умиротворение, и он задремал, по-прежнему крепко прижимая подругу к себе.

Джеку снилось, что рядом с ним не раскрашенная деревяшка, а очень даже живая и любвеобильная дамочка, у которой были и ласковые  руки, и пара стройных ножек, а также все прочее, что полагается иметь дамам. Грубо вырванный из сна ударом в лоб, он подскочил, выпустил из рук Молли и начал дико озираться вокруг. В нескольких ярдах от него маячила мужская фигура, едва различимая в темноте. Джек сразу понял, кто это: утопленник, которого он не похоронил в земле, явился по его душу, чтобы утащить  за собой на дно. Джека прошиб холодный пот, несмотря на то, что ночь была теплая. Нож был бесполезным оружием против бесплотных призраков и оживших мертвецов, поэтому он выхватил из тлеющего костра головню и начал размахивать ей, пытаясь отпугнуть нежить искрами.
- Я знаю, кто ты такой! - крикнул Джек. - Только ты зря на меня осерчал: не хоронить же мне тебя голыми руками! А что одежки с тебя снял, - так зачем они тебе?
Джек помнил, что призраки исчезают при первых лучах солнца, но до рассвета было еще далеко, а костер почти догорел. Продолжая размахивать головней, Джек присел, нащупал свободной рукой деревяшку, которую еще недавно сладострастно обнимал, и бросил ее на угли. Сухая древесина вспыхнула почти сразу, осветив все вокруг ярким светом и издавая зловещее потрескивание и отвратительное змеиное шипение: сама преисподняя взывала к Джеку, угрожая ему новыми неприятностями, как будто у него старых было мало.

Призрак заговорил человеческим голосом и Джека это немного отрезвило. Все еще подозревая подвох, он указал головней в сторону бочонка с ромом и сказал уже более спокойно и дружелюбно:
- Откуда ж ты взялся, Марк, ежели не с того света? Та сволочь, что на днях бросила меня на этом клочке земли, утверждала, что остров необитаем. Выпить хочешь? Подходи к костру, не дрейфь: я не кусаюсь, просто малость голову солнцем напекло, пока бродил тут в полном одиночестве.
Деревянная Молли испустила последний вздох и с тихим шипением погасла. Все вокруг снова погрузилось в темноту, лишь звезды да лунный серп немного разгоняли её, придавая всему окружающему призрачный вид. Но теперь Джеку уже не было так жутко, как в тот момент, когда он увидел незнакомца. Он горел желанием увидеть его поближе и как следует расспросить. Еще один бедолага, оказавшийся в том же положении, что и он сам. Они могли стать друзьями, а могли и врагами. Джеку хотелось первого, но он не знал, такие ли уж святые намерения у незнакомца, назвавшегося именем одного из апостолов.