Предложение «поговорить» было встречено новым взрывом одобрения и сальных шуточек: подогретые винными парами постояльцы таверны сочли, что невесте не терпится дать свое согласие, но она стесняется сделать это прилюдно. Джек, которого выпитый ром не опьянил, а лишь несколько ободрил, считал иначе: кислая мина на лице Мэри предвещала недоброе. Подготовившись к худшему, он распрощался с окружавшими его моряками и направился вслед за Мэри, думая о том, как будет оправдываться завтра вечером, если явится к губернатору с опухшей рожей и синяком под глазом. Мэри шла впереди, давая Джеку приличную фору, поэтому, когда она вошла в кухню, он, следуя за ней, молниеносно обогнул широкий разделочный стол и встал так, чтобы она не смогла до него дотянуться.
- К чему такая спешка, душа моя? – спросил он,– Мы ведь с тобой договорились, что увидимся после закрытия заведения у тебя в спальне.
На кухне не было ни души, и нехорошие предчувствия Джека утроились. За его спиной был выход на задний двор, и он внутренне приготовился к тому, чтобы воспользоваться этой дверью.

Брови Джека изумленно поползли вверх:
- Каким это образом мое выступление могло навредить твоему бизнесу? Впрочем, если под бизнесом ты подразумеваешь то, что любая пьянь может лапать тебя и пялиться на твои прелести, - тогда да, извини. Но я не понимаю, какой вред может нанести владелице трактира известие о том, что к ней посватался один из друзей губернатора. Кстати, о губернаторе: совершенно из головы вылетело, что я приглашен к нему на обед завтрашним  вечером. А мне еще надо нагладить свои лучшие ситцевые штаны! Не провожай меня, крошка: дорогу к выходу знаю...
Джек уже понял, что рассчитывать на ночь в постели Мэри не приходится: она закусила удила и в любом случае прогнала бы его, хорошо, если не набив морду. То, что слово «крошка» должно было разозлить ее еще сильнее, он тоже знал, но не смог удержаться.
Попятившись к выходу, он наощупь толкнул дверь, и выскользнул из кухни, тут же захлопнув дверь за собой. И только оказавшись в кромешной темноте, от души выругался. Совсем не так он представлял себе завершение нынешнего вечера, совсем не так. Но, кажется, любая его встреча с Мэри заканчивалась одним и тем же: бурной ссорой и долгим расставанием. Один морской дьявол знает, когда он снова окажется на Ямайке и сможет увидеть Джонни... Джек в сердцах пнул пустое ведро, оказавшееся поблизости, и зашагал к воротам.

Снаряд, пущенный Мэри, ударил Джека между лопаток. Джек аж споткнулся от неожиданности, но потом ухмыльнулся: вот ведь чертовка! В такой кромешной тьме сумела попасть точно в цель. И дверью хлопнула так, что стены таверны чуть не обрушились. Что она там кричала о шлюхах? Джек скорчил досадливую мину, удивляясь тому, как женщинам удается перевернуть все с ног на голову. А вот упоминание Джонни его сильно задело: чего доброго, Мэри и вправду больше не даст ему увидеться с сыном. Джек присел на ступени какой-то лачуги и задумался. Когда-то он увёл из-под носа у Мэри шлюп: слишком сильно она тогда его унизила и разозлила. Судя по всему, никаких уроков она из этого не извлекла. Джек любил ее и готов был прощать ей бабские причуды и закидоны, но если бы ему предложили выбирать между ней и Джонни, он выбрал бы сына.
Окно над крыльцом распахнулось и визгливый женский голос прокричал:
- Ты чё тут расселся, придурок? А ну вали, пока я тебе на голову горшок не вылила!
- Пардон, мадам... - пробормотал Джек, встав со ступеньки и поспешно удаляясь. - Спокойной вам ночи.
Вслед ему полетела отборная брань.

Джек вернулся на шлюп и сразу же закрылся в своей каюте, пытаясь не обращать внимания на звуки, доносившиеся снаружи: перед отплытием матросы отдали дань традиции и провели на борт шлюх. Выгнать толпу девиц, он, конечно, мог, но не собирался этого делать: зачем попусту злить команду перед ответственным рейдом?  Но помимо воли в голову лезли мысли, связанные с Мэри. Он мог бы провести эту ночь рядом с ней вместо того, чтобы лежать в одиночестве на узкой капитанской койке, слушая  сдавленные шепотки, смешки и стоны веселых девиц, проникавшие сквозь тонкие переборки. Джек вспоминал сцену в таверне и последний разговор с Мэри и не мог взять в толк, из-за чего она так взбеленилась: гарпия, готовая когтями вцепиться ему в волосы и содрать с него скальп, как делали материковые индейцы. Если бы он не сбежал, все обернулось бы именно так. А он ведь сделал ей предложение, честь по чести! Вот и разбери этих баб: хочешь сделать как лучше, а выходит как в цирюльне у пьяного брадобрея, который вместо того, чтобы сбрить щетину, перерезает клиенту глотку. В данном случае он сам был клиентом и чувствовал, что накативший на его зазнобу приступ гнева был не из тех, что проходят бесследно, как короткий шквал. Нет, на этот раз все было серьезно: Джонни ему  не видать как своих ушей, а о том, чтобы Мэри когда-нибудь снова подпустила его к своему телу, он мог отныне только мечтать. С палубы снова донесся взрыв приглушенного женского смеха и Джек не выдержал: перед мысленным взором замелькали яркие картинки: Мэри верхом на нем, ее полные груди мягко вздрагивают в такт движениям бедер, алые губы слегка приоткрылись, а веки с густыми ресницами полуопущены в томной неге...Вскочив с койки, он распахнул дверь и гаркнул:
- А ну заткнитесь! Не то выебу всех,  не разбирая пола и звания!
В мгновение ока воцарилась мёртвая тишина: краем глаза Джек заметил, как юркнула под прикрытие лафета двенадцатидюймовой  пушки босая женская ступня.
Захлопнув дверь, он рухнул на койку и с удивлением и досадой почувствовал, как по небритой щеке медленно ползёт одинокая слеза.

Проснувшись на четвертой склянке*, Джек сразу же поднялся: дел у него было невпроворот, и самым главным из них было одно, непосредственно касавшееся Мэри. Джек понимал, что будет стараться напрасно, но он дал обещание, и своё слово надо было держать независимо от того, что думала по этому поводу Мэри. Соскоблив щетину и подставив своё худое жилистое тело под струи пресной воды из ведра, которое услужливо поднес ему боцман, Джек растерся куском старого паруса, оделся и спустя полчаса уже мерил своими длинными ногами главную торговую улицу Кингстона в поисках лавки модистки. Таких было три, и в каждой пришлось подробно объяснять, что ему нужно. В первых двух описание, данное Джеком, не помогло: мастерицы разводили руками и говорили, что женщина, которую он так красноречиво описывал, в их лавки не заходила. Но в третьей ему наконец повезло.
- О да, сэр! - воскликнула владелица мастерской. - На днях я действительно принимала заказ от миссис Рид! И к счастью, я могу вам помочь! Я сохранила снятые с нее мерки, а самое главное, -  у меня есть платье того же фасона, что я сшила для нее: моя постоянная заказчица миссис Биддл заказала мне его и отправилась в Бостон к захворавшей тетке. Вернется она не раньше, чем через месяц, а к тому времени я успею сшить для нее новое. Вот только цвет другой, но очень сейчас модный: оттенок фуксии, если вы понимаете, о чем я. Сейчас я вам его покажу!
Модистка скрылась в глубинах мастерской и быстро вернулась, держа на вытянутых руках платье, являвшееся точной копией того, в котором была Мэри во время их последнего свидания.
- Придется ушить в талии и увеличить лиф, - сказал модистка, - Но я управлюсь часа за три.
Джек отсчитал деньги и галантно поцеловал руку даме, от чего ее щеки стали такими же пунцовыми, как и платье, которое она только что держала в руках.
- Отправьте это платье сегодня вечером в таверну "Необитаемый остров", -попросил он и повернулся, чтобы уйти, но остановился и снова взглянул на модистку. - У вас есть перо и бумага?
Перо, чернила и бумага были тотчас же поданы и Джек уселся на шаткий табурет, обдумывая короткое прощальное послание Мэри. После короткого размышления он начертал на бумаге несколько размашистых строк:
"Мэри, любимая! Я - болван, в чем искренне признаюсь. Если можешь - прости. Считаю недели, дни и часы до новой встречи с тобой, чтобы на коленях вымолить у тебя прощение. Береги Джонни! Навеки твой Джек"
- Приложите эту записку к платью, - сказал он, протягивая сложенный вчетверо листок модистке. - И когда ваш слуга доставит платье миссис Рид, пусть не говорит, от кого оно. Это сюрприз!
На этом он окончательно распрощался с модисткой и вышел из лавки, надеясь на то, что Мэри из чистого любопытства развернет сверток и прочитает его записку.

*В данном случае 6 утра

Обед в губернаторском доме прошел как по маслу. Джек  поначалу немного струхнул, увидев белоснежную скатерть, начищенное столовое серебро, тончайший китайский фарфор и сверкающие хрустальные графины, под завязку наполненные лучшей мадерой и ароматным крепким портвейном. Но глядя на то, как ловко орудует приборами Дженнингс, быстро освоился и ни разу не пронёс куска мимо рта. Слушая, что говорит сэр Николас, он запоминал, как выглядит сервировка, представляя себе свой будущий дом - их с Мэри будущий дом. Его Мэри даст сто очков вперёд любой губернаторше - и внешностью, и умением вести хозяйство! Впрочем, слуги у губернатора были вышколенные: тихо сновали за спинами гостей и вовремя меняли приборы и наполняли опустевшие бокалы.
- Итак, господа...- губернатор промокнул салфеткой свой гладко выбритый череп, взмокший от жары и оттого ярко сиявший в свете большой, в полсотни свечей,  люстры, и бросил салфетку на стол.  -  Для всех вы отправляетесь на поиски врагов королевской власти - пиратов. На самом же деле ваша задача встретить и сопроводить к Кингстону корабль, на котором из Англии плывут к нам наши деньги. Вы - его конвой. Надеюсь, задача ясна?
Дженнингс, приканчивавший огромный кусок ростбифа, молча кивнул, Джек поспешно последовал его примеру, добавив вслух "Да, сэр!"
После этого губернатор предложил поиграть в карты  и выпить кофе, и троица перешла из столовой в курительную. Джек, любивший азартные игры, на этот раз сидел как на иголках: очень уж ему хотелось поскорее покинуть губернаторский дом и отправиться в таверну. Он и сам не знал, на что надеялся - возможно, только на то, что в освещенном окне второго этажа мелькнет силуэт Мэри с младенцем на руках.

За кофе и картами разговор снова вернулся к предстоящему делу. Джек, которому в картах не слишком везло, хотя он и был азартным и неглупым игроком, осмелился задать губернатору вопрос, который давно его мучал:
- Простите, сэр Николас, но не слишком ли велик риск везти сюда золотишко? Разве не безопаснее было бы обратить деньги в чеки или векселя, которые можно было бы обналичить в любом из местных торговых домов? Вдруг корабль пойдет ко дну? Да  и охотников до чужого добра меньше пока не становится...
Губернатор отложил трубку, которой не переставая дымил, и воззрился на Джека холодным взглядом своих бледно-голубых глаз, будто выцветших на ярком тропическом солнце:
- Для этого я и поручил вам с мистером Дженнингсом охрану корабля. Я не верю в бумажки, мистер Рэкхем, они - не более, чем финансовый дым...- губернатор  затянулся трубкой и выпустил облако дыма, разгоняя его рукой и демонстрируя этим жестом истинную цену чекам и векселям. - Вы же не хуже меня знаете, что случилось с Компанией Южных морей, акции которой мы так своевременно успели продать. Представьте, что банкирский дом, выписавший нам векселя, обанкротится, пока корабль будет плыть к Ямайке? А золото вечно! Вспомните, на чем сделал первые свои деньги капитан Дженнингс - на испанском золоте, поднятом со дна!
Генри Дженнингс ухмыльнулся и кивнул: он мало говорил, но много делал.
Джек был вынужден согласиться, хотя в глубине души остался при своем мнении. Спустя час, проиграв около фунта, он распрощался с губернаторм и Дженнингсом и вышел из задымленной курительной на посвежевший ночной воздух. Идти к Мэри или нет? Этот вопрос мучал его, как заноза, застрявшая под кожей.
- Полный вперед, капитан Рэкхем! - наконец отдал он себе команду и направился в сторону таверны.

Чем ближе Джек подходил к таверне, тем сильнее становилась дрожь в коленях, а сердце  трепыхалось в груди так, как будто он был юнгой, впервые поднявшимся на борт линейного корабля и увидевшим капитана. Навстречу попадались пьяные моряки: спотыкаясь, они  парочками брели по  темной улице, горланя шанти и бережно поддерживая друг друга, чтобы не растянуться в пыли. Джеку, глядя на них, хотелось и смеяться, и плакать. Куда они брели? К своим кораблям, где их ждала тухлая солонина и побои боцмана, а в конце - саван из дырявого паруса? Ему корабельная жизнь давным-давно осточертела, пусть он и стал капитаном и ел не из общего котла и спал в отдельной каюте. Хотелось прочно встать на ноги на суше и зажить, как какой-нибудь английский лорд или зажиточный плантатор. Второе привлекало его гораздо больше. Но для полного счастья ему были нужны Мэри и Джонни. А в перспективе - Мэри, Джонни и еще пара-тройка детишек. Черт, неужели он так много просит у судьбы?
Закат догорел, когда Джек открыл ворота, ведущие на задний двор таверны. Он сразу же отыскал глазами окно на втором этаже и увидел силуэт Мэри: она  меряла комнату шагами, укачивая на руках небольшой сверток. Джек судорожно вздохнул, не зная, что делать. Врываться в дом было бы глупо. Молча торчать под окном - тем более. Чувствуя себя придурковатым итальяшкой, которого хлебом не корми - дай затянуть какую-нибудь тягучую песню, - Джек дрожащим фальцетом начал выводить мелодию, всегда бравшую его за душу и вызывавшую слезы на глазах. Он услышал ее от одного бывшего неаполитанского рыбака, которого какими-то неведомыми путями занесло на шлюп Сприггса, - капитана, который высадил Джека на необитаемом острове. Слов Джек не знал, вернее, запомнил только две строчки: Луиджи объяснил, что в первой рыбак называет свою возлюбленную солнцем, а во второй - просто любимой.
Постепенно голос Джека окреп настолько, что разнесся по всему двору. Дверь кухни распахнулась и из нее вышел огромный чернокожий: ростом с Джека, но шире в плечах и вдвое мощнее. В руках у него была увесистая дубинка.
- Эй, мистер! - довольно грубо окликнул он певца. - Хозяйка ребенка спать укладывает. Кончайте горланить, как мартовский кот!
Негр вытянул вперед руку ладонью вверх и начал красноречиво похлопывать по ней дубинкой.
Если Джек и дал фальшивую ноту, то только одну.
-O so-o-le mio...- продолжил он серенаду...- O ca-a-ra mia...

Джек замолчал и откашлялся.
- Я не ору, а пою, мадам! - ответил он, уязвленный тем, что его выступление не снискало бурных аплодисментов публики. - А вот вы своим криком разбудите ребенка!
Из кухни выглянула Гбемизола и сделала большие глаза, увидев щедрого капитана, одарившего ее пятью золотыми. Чернокожий гигант, воодушевленный суровым голосом хозяйки, прекратил поигрывать своим оружием
- Щас ты у меня не так запоешь! - грозно заявил он, поднимая дубинку и надвигаясь на нарушителя спокойствия. Джек выхватил из-за пояса пистолет и взвёл курок:
- Эй, полегче, малыш! Пуля - дура: вдруг не промахнусь?
- Ай!  - душераздирающим голосом воскликнула Гбемизола и бросилась на грудь гиганту, закрывая его своим телом. - Стой, Сол! А то он и вправду тебя убьет!

Джек сунул пистолет обратно за пояс и обогнул слившихся в объятии рабов. Чёрный гигант был так ошеломлен поступком Гбемизолы, что стоял, как истукан, не делая попыток ни прижать ее к себе крепче, ни разомкнуть объятия. Гбемизола тихо всхлипывала у него на груди, - видимо, приняла угрозу Джека за чистую монету. Джек вспомнил, как эта чертовка строила ему глазки у колодца, и несильно ущипнул её за круглый зад,  после чего зашел в дом и направился к лестнице на второй этаж. Войдя в комнату, он остановился на пороге и сказал:
- Храбрые у тебя рабы - все в хозяйку! Извини, что так поздно явился. Но лучше поздно, чем никогда.
Про платье спрашивать не стал: не в нем было дело. Да и без платья Мэри ему нравилась больше всего.

Джек пожал плечами:
- Да я и сам не знаю, что за слова...Но за душу берут!
Он подошел к Мэри и взял у нее из рук Джонни. Малыш заулыбался, глядя на его лицо.
- Узнает уже... - прошептал Джек и тоже улыбнулся. Осторожно опустив Джонни в колыбель, он снова посмотрел на Мэри:
- Я вчера дурака свалял, извини. Так пойдешь за меня замуж, когда я из плавания вернусь, или так мне всю жизнь бобылём и мыкаться?

Мэри вроде как сделала ему одолжение, но у Джека хватило смекалки понять, что ее слова были чем-то вроде шутки, силящейся прикрыть истинные чувства. Такая уж она была: гордая, смелая, решительная, не терпевшая малейшего контроля над собой. Это заводило Джека еще сильнее - гораздо сильнее, чем ее высокая грудь, крутые бедра, ямочки на щеках и шелковистая кожа, которую не испортили ни соль, ни ветер.
Джек шагнул к Мэри и провел большим пальцем руки по ее щеке - от скулы до подбородка.
- Все будет так, как ты захочешь, - сказал он, глядя ей в глаза. - Люблю я тебя, понимаешь? Никогда никого не любил, а тебя - люблю.
Он и правда никогда не влюблялся. И никогда не мечтал обзавестись покорной овечкой. С Мэри все было сложно, часто - опасно, как у жерла вулкана, но Джеку никто больше не был нужен, только она.

- Здесь, с Джонни? Или снова в твою комнату для деловых встреч пойдем? - не удержался Джек и привлек Мэри к себе. - Ладно, я все понимаю: приставать не буду. Обещаю!
Это обещание далось ему с большим трудом: близость Мэри возбуждала его так, что он улёгся бы с ней на полу, чтобы не тратить время на поиски подходящей кровати. Но ограничился он тем, что поцеловал ее в губы и, оглянувшись на колыбель, в которой все еще ворочался Джонни, прошептал:
- Никак не заснет, вот ведь неугомонный!

- Засветло, так что времени у меня в обрез... давай я поукачиваю - у тебя небось руки уже отваливаются. Хоть какая-то от меня будет польза.
Джек мягко, но уверенно взял Джонни  из рук матери и стал ходить по комнате, тихо мурлыча под нос ту же мелодию, которой недавно услаждал слух Мэри, стоя под окном.