- Я-то?
Джек обвел взглядом убогую обстановку комнаты, не располагавшую к любовным утехам. Пещера на острове была обставлена куда более скромно,  но там было другое: колдовство, о котором он не мог забыть и по-прежнему мерял все, что происходило между ним и Мэри той меркой, отличной от всего обыденного.
- Да тут такое дело: я же тебе говорил, что на днях снимаюсь с якоря и ухожу в неведомую даль. Провизию мой квартирмейстер уже закупил, остались только козы и куры. Вот я и хотел у тебя спросить, ты же со здешними торговцами накоротке: у кого из них можно купить с полдюжины коз и две дюжины кур, - таких, чтобы не сдохли до того момента, как мой шлюп выйдет из порта.

Джек пробежал глазами строчки, написанные Мэри. Он впервые видел ее почерк и отметил, каким по-мужски энергичным он был. Сложив листок, он сунул его себе в карман и встал.
- Благодарствую. Пойду прогуляюсь: надеюсь, что твой знакомец еще не успел надеть ночной колпак. Перед тем, как сняться с якоря, загляну еще разок к Джонни, ежели ты не против.
Взгляд Джека уперся в вырез синего платья. Помимо бус, на шее Мэри болтался кожаный шнурок, на котором явно что-то висело: медальон или подвеска, прятавшиеся под кружевом в манящей ложбинке между грудей. Повинуясь предчувствию или подозрению, - верным подручным ревности, - Джек подцепил пальцем шнурок и вытянул его наружу: он был продет сквозь кольцо с розовой жемчужиной*, которое он отдал Марку Риду - лишь потому, что хотел заручиться расположением товарища по несчастью. Джек с усилием сглотнул комок, внезапно образовавшийся в горле и перехвативший дыхание:
- Носишь мой подарок? С чего бы?

*упоминание в посте 94 от Мэри Рид)

- Ясно...
У Джека, никогда не лезшего за словом в карман, на языке крутилось язвительно замечание, что Мэри выбрала наиболее удобный способ показывать потенциальным покупателям кольца товар лицом, но как бы ни был он раздосадован тем, что свидание заканчивается совсем не так, как хотелось ему, все-таки понимал, что есть граница, за которую заступать нельзя.
- Не продавай никому, - тихо попросил он, не делая попытки высвободить руку из захвата Мэри. - А если совсем припечет  - я его у тебя куплю за любую цену. Не хочу, чтобы его носил кто-то другой... другая.
В глубине души Джек понимал, что Мэри из присущей ей гордости сказала первое, что пришло ей в голову: не носят вещь, которую хотят сбыть рук, у самого сердца.

- Да не до кольца мне дело, а до тебя! - с досадой в голосе воскликнул Джек. - А кольцо...
Он не договорил, потому что не мог с ходу правильно объяснить, что означало кольцо, подаренное им Мэри еще тогда, когда он принимал ее за друга-мужчину. В общем-то, надо было бы подарить другое: сейчас, когда они встретились снова. Но Джек видел в том своем поступке, необъяснимом и как будто случайном, перст судьбы.
Мэри продолжала крепко держать его за руку и встала так близко, что он чувствовал на своем лице ее дыхание, -свежее и чуть сладковатое, отдававшее соком манго. Ладонь свободной руки Джека легла на ее талию, привлекая Мэри еще ближе.
- Кольцо - это знак, дурашка, - шепнул он, глядя в тёмные глаза, сейчас казавшиеся бездонными. - Знак, понимаешь? Как будто я с тобой обручился  - там, на острове.

Джек, смирившийся с тем. что придется уйти несолоно хлебавши, опешил от такой внезапной атаки, хотя в общем-то Мэри была верна себе: она всегда нападала внезапно и безжалостно теснила врага. Джеку иногда казалось, что и в любви она тоже жаждала победы над мужчиной, но его это полностью устраивало: он был не против поддаться Мэри. Не выпуская ее из объятий, он попятился и с размаху уселся, почти упал на узкую кровать, чувствительно приложившись затылком об стену. Перед глазами все поплыло: и от удара, и от неистового поцелуя Мэри. Ни одна женщина никогда не целовала его так страстно и настойчиво, - так, как будто каждый поцелуй был последним. Мэри была сильная, горячая и необузданная, как молодая кобылица, - Джек просто пьянел от этого: все остальные женщины по сравнению с ней казались ему глупыми ленивыми гусынями. И она всегда знала, чего хотела! Сейчас она хотела его, и Джек почувствовал законную гордость от того, что все-таки добился своего, ни к чему ее не принуждая. Впрочем, принуждать Мэри Рид к чему-либо было бесполезно, а порой и опасно.

Мэри оседлала его уверенно, без малейших сомнений в том, что все делает правильно. Джек, тоже не испытывавший никаких сомнений, ухватился за ее бедра, тесно прижимая их к своим, чтобы она почувствовала, что он готов к главному. Его жеребец рвался наружу, чуть не выпрыгивая из штанов, но глухой и надежный ситцевый барьер было невозможно преодолеть без посторонней помощи. Однако Джек не спешил: он ничего не имел против того, чтобы оттянуть начало любовной скачки. Отпустив ее бедра, он приспустил платье у нее на плечах, выпуская на свободу груди, ставшие еще более полными и  упругими, чем тогда, когда она впервые позволила ему увидеть и коснуться их. От Мэри теперь и пахло иначе: не соленым морем и терпким потом, а сладким материнским молоком и фруктовыми ароматами Ямайки. Это еще больше возбуждало Джека, заставляло его страстно желать нового соития, хотя дверь комнаты была незаперта и в нее в любой момент за какой-нибудь надобностью могла войти одна из чернокожих рабынь. Прервав поцелуй, он наклонился и, приподняв груди Мэри, стал настойчиво ласкать языком соски, чувствуя, как они напрягаются и становятся тверже.

Джек придерживался противоположного мнения, поскольку ему платье Мэри нисколько не мешало: высоко приподнятые юбки открывали доступ к самому главному, а спущенный вниз лиф обнажал грудь. Прежде всего он бы снял или хотя бы расстегнул собственные штаны, но желание леди было законом, и он начал лихорадочно шарить по спине Мэри, пытаясь нащупать застежки или шнуровку корсажа, или что там было на женских платьях. Ничего не обнаружив, он схватился за подол и решительно дернул его вверх. Швы предательски затрещали, но ему было не до того, чтобы сокрушаться об ущербе, причиненном куску ткани: завтра же он купит своей любимой новое платье,  и не одно, а целую дюжину! Приложив титанические усилия, он все-таки справился с поставленной перед ним задачей и потянулся к пуговицам на штанах, чтобы расстегнуть их и выпустить на свободу своего жеребца. В этот момент дверь комнаты распахнулась и на пороге выросла Гбемизола с метелкой и совком  в руках. Увидев свою строгую и неприступную хозяйку, оседлавшую капитана, она открыла рот, но из него не вырвалось ни звука: рабыня оцепенела, пораженная открывшейся перед ней картиной. Джек вытянул руку и помахал ею за спиной Мэри, приказывая рабыне исчезнуть. Гбемизола ретировалась, бесшумно затворив за собой дверь, а Джек вернулся к пуговицам штанов, пытаясь справиться с ними наощупь и продолжая покрывать поцелуями шею и грудь Мэри.

Джек сел поудобнее и прислонился спиной к стене: по опыту он знал, что Мэри сделает все, как надо. Удивительное дело: ни одной женщине до нее он бы не позволил так вольно распоряжаться своим телом. Впрочем, они и не стремились к этому, проявляя полную покорность и порой напоминая собою обломки корабельных мачт, застывших на гладкой поверхности океана в полный штиль. Сейчас же сам Джек напоминал собою грот-мачту в преддверии шторма, а главная часть его тела - бушприт королевского фрегата первого ранга, гордо устремленный вперед и вверх. Все, что было необходимо - слегка направлять Мэри, что он и сделал, положив обе ладони ей на поясницу и поглаживая гладкую, как китайский шёлк, кожу, а иногда чуть надавливая на нее. Вот это было блаженство!
- Давай, детка, - прошептал Джек и закрыл глаза.

Мэри все делала быстрее, чем он. Обычно это задевало Джека, но в данном случае он не испытывал неловкости: было бы гораздо хуже, если бы он пришел к финишу первым. Благодарно поцеловав Мэри, которая выглядела непривычно тихой и расслабленной, он уложил ее на спину и направил своего взмыленного жеребца в ложбинку между двух холмов, влажных от любовной испарины. Полные, чувственные губы Мэри притягивали его взгляд, заставляя думать о других способах достигнуть блаженства, но он даже не заикнулся об этом, опасаясь, что его щепетильная, а может быть, и не слишком осведомленная любовница, разгневается и выставит его вон. Джек  закрыл глаза, чтобы не отвлекаться,  положил ладони на груди Мэри и свел их вместе, чтобы сделать тропинку между ними  еще уже и теснее, но это не помогло: перед его мысленным взором неотступно стояла картина, которую он видел в доме голландца  Ван де Хоха: темноволосая девушка в расписанном осенними листьями кимоно, стоя на коленях плотно обхватывала алыми лепестками губ твердый жезл своего любовника.
- Это японская гравюра эпохи сёгуна Токугавы, минхеер, - любезно объяснил ему Ван де Хох, заметив, что его гость и друг остолбенел и глаза у него готовы вылезти наружу. Впрочем, не только глаза. - На ней изображены гейша и самурай в чайном домике. Называется эта гравюра "Осенняя бабочка, севшая на стебель бамбука"
Джек открыл глаза и откинулся немного назад, сев на пятки:
- Любовь моя, - сказал он и его голос дрогнул от нетерпения. - Могу я тебя кое-о-чем попросить?

Джек в полной мере оценил готовность Мэри помочь и придвинулся ближе к ее разгоряченному лицу, но тут же сообразил, что избранная им поза неудобна и гораздо меньше вдохновляет на ратный бой, чем та, которую он видел на японской гравюре. Гейша стояла  на коленях перед своим любовником, и всякий раз, вспоминая увиденное, Джек представлял, как тот хватает ее за волосы и наклоняет ее голову ниже. Но поставить на колени Мэри Рид не смог бы не только он, но и самый свирепый самурай, поэтому пришлось смириться с невозможностью осуществления заветной мечты. Джек отвел руку Мэри от своего живота и слез с кровати. Сейчас на нем оставалась надетой только рубашка, из под короткого подола которой воинственно торчало его длинное неутомимое копьё.
- Садись, - со вздохом попросил он, и подумав, добавил. - Пожалуйста!

Джек, не ожидавший такого гостеприимства, поначалу растерялся, но быстро пришёл в себя и направил наконечник своего копья прямо в цель. Неопытность Мэри, о которой он быстро догадался, с лихвой искупалась ее старанием. К тому же, хотел он этого, или нет, ему льстило, что он был первым, кому Мэри оказывала такую услугу. Положив ладонь на затылок Мэри, Джек мягко направлял ее движения, а другая ладонь легла ей на грудь, лаская затвердевший сосок, похожий на тугой бутон не успевшей распуститься розы. Мэри быстро осваивала новую науку: если бы она спросила Джека, хорошо ли справляется, он с чистым сердцем ответил бы ей, что ни одна самая опытная и дорогая шлюха не смогла бы сделать лучше. В его устах это был комплимент высшей пробы, но Джеку хватало здравого смысла понимать, что для Мэри такие слова стали бы оскорблением, поэтому он простонал, чувствуя, что семимильными шагами приближается к вершине:
- Дьявол... то есть нет...то есть да! м-мм...хорошо!
И буквально за несколько мгновений перед тем, как извергнуться, быстро извлек своё копье из алых губ Мэри, таких ярких и сочных, что они напомнили ему свежую рану, и рухнул на кровать, орошая свой живот благодатной росой.
- Господь Вседержитель! - отдышавшись, сказал он, поднимая Мэри с колен и привлекая к себе, - Клянусь всеми святыми: я только что побывал в раю!
Кольцо с розовой жемчужиной вернулось на свое место в ложбинке между двумя восхитительными округлостями. Джек разорвал кожаный шнурок, на котором оно висело, и, поцеловав кольцо, надел его на безымянный палец Мэри:
- Хочу, чтобы ты всегда была моей, только моей, понимаешь? - шепнул он, щекоча ее ухо своим дыханием.

Джек посмотрел на Мэри и понял: а ведь и правда убьёт! Но это её обещание согрело душу: грозится убить - значит, любит!
- Шлюх-то зачем убивать? - попытался обратить он все сказанное в шутку. - Работа у них такая! И потом: это каким же надо быть дураком, чтобы от тебя бегать к шлюхам? Я, может, порой веду себя, как свинья, но я не дурак!
Джек снова поцеловал Мэри и начал натягивать штаны, мысленно смакуя признание, которое сделала его любимая. Значит, никого у нее не было за все то время, что они были в разлуке... Джек, со своей стороны, не мог бы сказать то же самое о себе: рыльце у него было в пушку, как и у любого моряка, по полгода проводившего в море и не имевшего на берегу ни жены, ни постоянной возлюбленной. А вот бордель имелся в каждом порту...Но он оправдывал себя тем, что никогда и не надеялся на новую встречу с Мэри, тем более на то, что она будет к нему благосклонна, а если бы его спросили, с кем он в ее отсутствие провел на берегу несколько коротких и не слишком вдохновляющих часов, он бы не смог вспомнить ни имен, ни деталей.
Джек снова привлек Мэри к себе, не успев застегнуть штаны:
- Можно я на ночь останусь? Приставать не буду, клянусь!
Ему хотелось провести ночь бок о бок с ней, слушая ее размеренное дыхание и ощущая биение ее сердца под своей ладонью.

Джек смотрел на то, как одевается Мэри, попутно воюя с пуговицами собственных штанов и натягивая сапоги. Платье расползалось на глазах, там и сям обнажая участки смуглой кожи. Джек просунул пальцы в одну из прорех и пощекотал упругий бок Мэри:
- Ты что, в таком виде к стойке встанешь? – усмехнулся он и тут же нахмурился, представив похотливые взгляды, которыми будут пожирать аппетитную трактирщицу завсегдатаи таверны. – Я тебе завтра такое же куплю, а это на тряпки пусти или сожги, - шепнул он,  покрывая поцелуями шею Мэри и сожалея, что так поспешно и необдуманно дал обещание не приставать. Но у Мэри на первом месте всегда были дела – этот урок он затвердил еще на необитаемом острове. Джек оторвался от вожделенного тела и встал с кровати.
- Я с Джонни посижу, потом вниз спущусь. А ты веди себя так, как полагается невесте капитана!
Выдав это строгое предупреждение,  капитан вышел из комнаты и перешел в ту, где спал Джонни. Младенец сладко посапывал в колыбельке. Джек немного полюбовался на миниатюрную копию себя и улегся на кровать, заложив руки за голову и разглядывая темные потолочные балки из мореного виргинского дуба. До отплытия оставались всего лишь сутки, и завтрашний вечер он должен был провести за обедом в доме губернатора, после чего надо было вернуться на шлюп и спустя несколько часов, на рассвете, выйти в море. Представив себе очередное долгое воздержание, Джек заворочался на кровати, вслед за ним в колыбельке заворочался Джонни. Джек бросил взгляд на колыбель и пробормотал себе под нос, демонстрируя необычное благоразумие:
- Нет, еще не время нам обзаводиться новыми детишками...Вот стану плантатором, отстрою такой же дом, как у губернатора, – тогда и займусь продолжением рода.
Рисуя в воображении трехэтажный особняк, окруженный тучными полями, на которых трудились рабы, Джек задремал и проснулся от похныкивания Джонни. Джек разыскал музыкальную шкатулку, открыл ее и под умиротворяющую мелодию шанти стал покачивать колыбель. Удостоверившись, что угроза шторма миновала, он на цыпочках вышел из комнаты и спустился в обеденный зал, чтобы восстановить силы, истощенные любовью.

В обеденном зале яблоку негде было упасть. Свободных мест не было, и Джек еще раз по достоинству оценил и предприимчивость Мэри, и популярность ее заведения. Приткнуться было негде , и он подошел к стойке и оперся на нее одной рукой, разглядывая гостей "Необитаемого острова". За исключением нескольких забулдыг, впрочем, еще не окончательно спившихся, публика была более чем приличная. Среди прочих Джек увидел четверых матросов из своей команды: они его не заметили, поскольку азартно играли в карты. Мэри сновала между столами наравне с чернокожими рабынями, разнося выпивку страждущим. Всякий раз, когда она подходила к какому-нибудь столу, взгляды сидевших за ним мужчин устремлялись сначала в вырез ее платья, затем скользили вниз, ощупывая крутые бедра, и снова поднимались вверх к ее раскрасневшемуся от жары личику, на котором неизменно сияла белозубая улыбка.  Несмотря на монотонный гул голосов, царивший в таверне, Джек умудрился расслышать несколько двусмысленных комплиментов, адресованных даме, впрочем, исполненных искреннего восхищения ее наружностью и сноровкой. Джека это навязчивое внимание бесило настолько, что он с трудом удерживался от того, чтобы не затеять грандиозную разборку, но тогда пришлось бы драться против толпы, чего он, разумеется, позволить себе не мог. Он вытащил золотой и постучал им по стойке, привлекая внимание чернокожей рабыни.
- Рому! - коротко оповестил он ее и снова облокотился на стойку, не отводя взгляда от аппетитного зада Мэри и вспоминая все, чем они занимались всего пару часов назад. И ладно бы он просто ее хотел, - он ревновал ее к каждому взгляду, брошенному на нее самым захудалым матросом. Наконец чаша его терпения переполнилась и он почувствовал, что еще немного, - и он накинется с кулаками на первого, кто посмеет заглянуть в вырез платья его возлюбленной. Опрокинув в себя кружку рома, принесенную расторопной негритянкой, Джек расправил плечи и зычно воскликнул, перекрывая многоголосый шум:
- Джентльмены! Прошу внимания!