Капитан Джек Рэкхем стоял на шканцах "Мэри" - небольшого, но маневренного и хорошо вооруженного шлюпа, входившего в состав личной флотилии Генри Дженнингса, бывшего королевского приватира, ставшего пиратом и основателем "второго Мадагаскара", как называли пиратский Нассау представители королевской власти, обеспокоенные разгулом пиратства в вест-индских колониях. Дженнингс происходил из состоятельной семьи английских колонистов, имевших плантации и дома на Ямайке и Бермудах, и был таким же агрессивным, хватким и в то же время осторожным и предусмотрительным, как морская щука. Как только губернатор Бермудских островов, - предшественник нынешнего губернатора Беннета, - получил в декабре 1717 года  королевский Указ о Помиловании, Дженнингс стал одним из первых, кто воспользовался открывшейся возможностью  стать законопослушным королевским подданным, а вскоре к нему примкнули и другие пиратские капитаны и простые морские бродяги. Дженнингс сохранил все свои корабли, когда-то захваченные у испанцев и французов, все награбленные деньги и семейные капиталы, и стал охотником за головами, - также, как Хорниголд, Бёрджесс, и многие другие.
Глядя на Кингстон, - самый крупный и процветающий порт Ямайки, - Джек думал о том, какими немыслимыми тропами привела его к нынешней жизни озорница-судьба. Выжить на необитаемом острове, быть спасенным  у Адмиральских островов, к которым "Кровавую Мэри" привели вовсе не его умения мореплавателя, а штормы и океанские течения, вернуться в Нассау, где власть давным-давно сменилась, и оказаться под крылом у Дженнингса, получив при его посредничестве королевское помилование тогда, когда действие Указа давным-давно истекло, - такое не снилось и моряку из Йорка, книгу о котором Джеку так и не довелось дочитать до конца, и которую он оставил на необитаемом острове вместе с ошмётками команды "Кровавой Мэри" и самой Мэри... Жалел ли Джек о своем решении, принятом под влиянием гнева и смертельной обиды? Мучился ли угрызениями совести? Он старался не думать об этом, тем более, что сейчас у него была другая Мэри - пусть и деревянная, но сделанная на совесть, а корабль для моряка - то же, что и любовница, а порой и жена.
Неподалеку от "Мэри" покачивалась на волнах "Вирсавия" - корабль, которым командовал Генри Дженнингс. Вот она точно была капитанской женой: Дженнингс плавал на ней еще с тех времен, когда пиратствовал в Карибских водах, грабя испанские и французские корабли.
В порту, как всегда, царила суета: грузчики тащили тюки и бочки, с кораблей на берег перевозили в шлюпках рабов: Кингстон был центром торговли живым товаром. Дальше располагались склады, а уж за ними - портовые злачные места: многочисленные таверны и оставшиеся на плаву пара-тройка борделей. Джек нацелился на один из них: куда еще податься моряку, только что вернувшемуся из долгого плавания? Нынешний губернатор Нассау Вудс  Роджерс искоренил на Нью-Провиденс все бордели, поэтому Ямайка оставалась последней надеждой моряка. Нынешний рейд оказался успешным: охотникам за головами удалось захватить один пиратский корабль и, к глубокому облегчению Джека, вся команда попросила у Дженнингса оказать им содействие в получении помилования, - а иначе пришлось бы смотреть, как на берегу вырастает лес виселиц. Отмахнувшись от черных мыслей, Джек развернулся и начал спускаться со шканцев на палубу. Компании он не искал: для похода в бордель попутчики не требуются. Кошель у него был набит туго, а штаны чуть не лопались, когда он смотрел на босоногих молодых рабынь, мелькавших на берегу в длинных белых туниках и высоких тюрбанах, украшавших их черные, как смоль, головки. Подошвы ступней и ладони у них были гораздо более светлого оттенка: как кофе, в который щедро плеснули молока. В борделях были шлюхи на любой вкус: черные и белые, большеглазые и раскосые, пышнотелые и крепко сбитые, как бочки с лучшим ромом, и худые, как стебли тростника. Джеку вообще-то хотелось совсем другого: воспоминания о последней ночи на необитаемом острове до сих пор преследовали его, если не наяву, то во снах, от которых он просыпался весь в поту на простыне, запятнанной свидетельствами его постыдной слабости: о да, теперь он спал не в гамаке, подвешенном в тесном и вонючем матросском кубрике, а в капитанской каюте с окнами, на койке, застеленной простынями, которые мог менять хоть каждый день.

На Ямайке Джек не был чёрт знает сколько. По возвращении в Вест-Индию с необитаемого острова ошивался главным образом на Бермудах и в Нассау, - там, где в основном обделывал свои дела его спаситель и крестный отец Генри Дженнингс. А большую часть времени проводил и вовсе в море, выслеживая пиратские корабли. Нассау из главного оплота пиратов превратился в место, где их судили и вешали или, что бывало реже - миловали губернатор Багамских островов Вудс Роджерс и его клика, хотя в общем-то суды должны были проходить на Ямайке, губернатор которой Беннетт был по совместительству королевским судьей и имел право выносить приговоры.Роджерс взялся укреплять и перестраивать форт Нассау, - по слухам, на свои собственные средства, что Джека одновременно удивляло и смешило. Пускать деньги на ветер - вот как он это называл. Но вольному воля, а у него самого денежки водились, и в немалой степени благодаря тому, что после острова он переменил свои привычки и стал спускать за карточным столом гораздо меньшие суммы, да и ромом не злоупотреблял.
Но здесь, в Кингстоне, ему грозило снова впасть в грех азарта и винопития: город был переполнен злачными местами, где спиртное и золото текли двумя полноводными реками, правда большей частью - в карманы владельцев таверн и притонов.
Сойдя на твердую землю, Джек остановился, выбирая правильное направление: по словам боцмана, лучший бордель находился в направлении зюйд-вест: там и девочки были сноровистей, и ром не разбавляли водой.
- Мистер Рэкхем! - знакомый голос вывел Джека из задумчивости.
Дженнингс подошел к нему со спины, - опасная привычка, если вдуматься: ведь находись они не на многолюдном и безопасном причале, а на пустынном берегу, Джек мог бы отреагировать так, как подсказывал ему опыт пирата. Если, конечно, успел бы: Генри Дженнингс был не из тех, кто дает кому-нибудь второй шанс.
- Мистер Дженнингс, сэр! - оборачиваясь к капитану "Вирсавии", бархатным баритоном пропел Джек, расцветая почти искренней улыбкой и ожидая, что Дженнингс объяснит, какого ляда подкрался к нему и сбил его с мыслей о курочках.
- В "Необитаемый остров" идете? Отличное местечко: открылось с полгода назад или чуть раньше: пауков и тараканов там почти нет, зато встречаются дельные люди. - Дженнингс кивнул на строение, стоявшее несколько особняком и бросавшееся в глаза с причала прежде всего благодаря своему аккуратному виду и огромной вывеске, на которой красовалась главная услада моряка: аппетитная бабёнка, при виде которой в голове любого мужчины выстраивалась закономерная цепочка деньги-бабы-постель. Ну или немного в другом порядке: бабы-постель-деньги, что сути не меняло.
Джек не собирался ни в эту таверну, ни в другую: мяса он не ел, а выпивку, причем неплохую, можно было получить и в борделе. Но зная о том, что Дженнингс - человек семейный и джентльмен того типа, что не одобряют блуда, кивнул, понимая, что ему только что намекнули на кодекс поведения, которого должен был придерживаться капитан, считавший себя если не правой рукой главного королевского охотника за головами, то по крайней мере - его левой.
- Точно так, сэр! - отрапортовал он. -Составите мне компанию?
Дженнингс улыбнулся краешком губ, прикрытых длинными напомаженными усами:
- Увы, мистер Рэкхем: я обедаю с губернатором Беннеттом. Увидимся позже.
И, слегка кивнув на прощание, пошёл дальше, положа руку на рукоять сабли и посматривая на снующих по пристани грузчиков и торгашей с благосклонностью начальника порта. А Джек снова посмотрел на яркую, кричащую вывеску таверны. Взглянуть бы на владельца и спросить, чем тот руководствовался, называя так заведение, которое просто обязано было быть обитаемым! Любопытство его разгорелось и он решил, что можно пропустить стаканчик рома перед тем, как  улечься на  продавленную телами предшественников кровать в обществе какой-нибудь мулатки, а может и японки. Впрочем, на японку он не сильно надеялся, но вот китаянки в борделях встречались. Пощупав кошель, спрятанный в карман неизменных ситцевых штанов, - правда теперь это были новые штаны, сшитые из контрабандного ситца, снятого с одного из пиратских кораблей, - Джек направился к "Необитаемому острову", удивляясь тому, какие бывают в жизни совпадения. Войдя в таверну, он сразу же выбрал столик в углу, из которого было удобно наблюдать за входом и за посетителями, и уселся там спиной к стене, на всякий случай сдвинув треуголку на лоб так низко, что его лицо оказалось наполовину скрытым от любопытных глаз, - привычка, выработанная за годы пиратства.

Сначала Джек увидел колыхавшийся подол юбки, обнимавший крутые бедра и длинные ноги, из под которого виднелись темные, как жженый сахар, ступни, обутые в веревочные сандалии. Взгляд его пополз вверх по серому переднику, плотно прилегавшему к высокой груди, задержался на стройной шее и уперся в пухлый рот - слишком пухлый, чувственный и жадный как для рабыни, так и для невинной девицы.
- А что, у вас тут к рому полагается особый десерт? - ухмыльнулся он, стаскивая с головы треуголку и уже откровенно пялясь на услужливую деву, которая так же откровенно обозначила все блюда местного меню. - Я, в общем, не против любого десерта, только что скажет твой хозяин? Не хотелось бы шум поднимать.
Вопрос, по мнению самого Джека, был риторическим. Аппетитная дамочка на вывеске таверны многозначительно намекала на продолжение ужина. Но спросить все-таки стоило хотя бы ради собственного спокойствия. Хозяином таверны мог оказаться бывший боцман с пудовыми кулаками, а девица, возможно, просто хотела втихаря от него срубить монету-другую, выскользнув с понятливым гостем на задний двор.
- Хозяин ничего не скажет, сэр... - рабыня дерзко улыбнулась в ответ, ослепив Джека белоснежными зубами, сверкнувшими на ее шоколадном лице как полоска снега на темной проталине. - Потому как хозяина у нас нет.
Джек смерил ее еще одним взглядом, пытаясь понять, что таится за таким ответом.
- Как это - нет хозяина? Хочешь сказать, ты и твои товарки - свободные люди?
Девица снова улыбнулась и почти неуловимым жестом указала  в противоположный угол таверны:
- Видите белую леди в красном фартуке? Она и есть наша хозяйка.
Джек проследил взглядом за направлением пальчика девицы и действительно увидел женщину, стоявшую к нему вполоборота и что-то говорившую толстяку, плотоядно взиравшему на бутылку рома в ее руке. Что-то знакомое было в ее позе - уверенность, которой было начисто лишено большинство женщин. Не ложная и нарочито дерзкая, какая была присуща шлюхам из борделя, а настоящая уверенность  в себе и своем привилегированном положении.  В Лондоне Джеку приходилось видеть богатых и знатных леди, выходивших из карет или из дверей роскошных особняков - и они выглядели именно так. Тёмные волосы, густые и блестящие, падали на плечи трактирщицы, и их оттенок тоже был знаком Джеку, разве что длина была внове. У него разом пересохло во рту и он забыл о том, зачем вообще явился и в этот трактир, и на Ямайку. Грубо схватив рабыню за руку, он заставил ее сесть и выхватил бутылку с ромом, сделав глоток прямо из горлышка.
- Нам нельзя садиться с гостями, сэр! - испуганно залепетала девушка, пытаясь встать, но Джек положил руку ей на плечо, придавливая к скамье. Ром потек по горлу, обжигая и вселяя в него уверенность.
- Хочешь заработать пару монет, крошка? - Джек вытянул из кармана ситцевых штанов туго набитый кошелек и продемонстрировал его девице, не отрывая взгляда от Мэри.
Девушка была готова разразиться слезами: об этом свидетельствовал ее срывающийся голос:
- Нет, сэр! О нет! Пожалуйста, позвольте мне уйти!
- Уйдешь вместе со мной! - рявкнул Джек, - увы, намного более громко, чем требовалось: к ним повернулось сразу несколько голов.

Шоколадная исчезла, не взглянув на Джека, - как корова языком слизнула. Джек смотрел на Мэри и не видел в ее глазах даже искры узнавания: вроде как впервые встретились, и она знать не знала и ведать не ведала, кто стоит перед ней в новых ситцевых штанах. Но Джек в подобное беспамятство не верил: не настолько он изменился с тех пор, как они последний раз виделись на острове. Ясное дело: раз она теперь щеголяет в юбке, не хочет, чтобы в ней признали пирата Марка Рида. А может, и не только поэтому: хозяина в таверне нет, но наверняка у такой крали с собственной таверной есть какой-нибудь местный хахаль, который сидит сейчас за одним из столов и на халяву заправляется ромом. Или дружки его, которые донесут, что  к его любовнице заявился старый знакомый. Джек окинул взглядом обеденный зал: стало тихо, и все присутствующие смотрели на него, причем на многих лицах читалась явная враждебность и готовность, если понадобится, накостылять чужаку по шее и вышвырнуть его из таверны.
- Извините, леди! - Джек поклонился, чувствуя себя шутом гороховым. - Не хотел устраивать шума, случайно вышло. Я здесь человек новый, два часа назад пришвартовался. Капитан Джек Рэкхем к вашим услугам. А таверну вашу мне порекомендовал капитан Дженнингс с "Вирсавии": сказал, что это лучшее заведение в Кингстоне и публика здесь - сплошь уважаемые люди.
При упоминании Генри Дженнингса, выражение лиц изменилось к лучшему, а большинство завсегдатаев и вовсе уткнули свои сизые от выпивки носы в кружки.
- Благодарю за ром и все прочее, леди, и еще раз прошу прощения за беспокойство. Угостите ваших друзей за мой счет.
Джек развязал кошель и, не считая, высыпал на столешницу сверкающую горсть монет, чтобы показать Мэри, что к ней явился не нищий бродяга, которому можно указать на дверь. Но задерживаться он не собирался, видя, что ему здесь не рады: впрочем, с чего бы Мэри радоваться его появлению? Он и сам был не рад, что наткнулся на нее таким образом. Джек бочком выбрался из-за стола и, еще раз поклонившись, направился к двери, собираясь обогнуть таверну и подкараулить хозяйку на заднем дворе, когда она выйдет туда за какой-нибудь надобностью.

Джек вышел из таверны и отправился искать вход на задний двор, откуда должен был вести ход на кухню. Он был уверен, что время от времени Мэри покидает свой пост в обеденном зале и проверяет, как идут дела у кухарки и ее помощниц, если таковые имелись в ее хозяйстве. Но судя по количеству посетителей, одной ей с готовкой было не справиться. А из кухни она уж точно должна была выходить во двор, так что оставалось лишь встать в самом глухом углу, прислониться к стене или бочке и терпеливо ожидать ее появления. Уже стемнело и спрятаться было нетрудно, что Джек и сделал, нырнув в густую ночную тень и заняв стратегически выгодную позицию напротив кухонной двери, которая то и дело открывалась, чтобы выпустить темнокожую прислугу, выносившую помои или выходившую за дровами для печи. Джек лениво оглядывал окна второго этажа таверны, гадая, которое из них принадлежит хозяйской спальне. Тусклый свет горел лишь в одном из них, но за занавеской мелькал женский силуэт, явно принадлежавший не Мэри, поскольку на голове у него красовался высокий белый тюрбан, который носили только чернокожие рабыни. Джек решил, что это служанка одной их постоялиц таверны, которая, как и прочие, служила и постоялым двором, или же служанка самой Мэри, убиравшая в комнатах.*
Попутно он размышлял о наличии или отсутствии сожителя прекрасной трактирщицы. В том, что таковой в ее жизни есть, он почему-то не сомневался, вопрос был лишь в том, где этот мерзавец живет: вместе с вдовой мистера Рида или же наведывается к ней время от времени, сохраняя их отношения в тайне ото всех, кроме ближайших друзей. Впрочем, он мог быть и моряком, а значит, большую часть времени проводил в море. Джек поразился, с каким негодованием он думал о такой возможности. Никаких прав на Мэри он не имел, а поди ж ты: ревновал, как будто она была его женой, наставлявшей ему рога, пока он рисковал жизнью, выслеживая в море горемык, одним из которых еще недавно был сам. Да и расстались они при таких обстоятельствах, что он дивился ее хладнокровию, проявленному в таверне.

Джек, притомившийся от ожидания, достаточно налюбовался на служанок, сновавших туда-сюда, и собирался покинуть свой наблюдательный пост, когда во двор наконец вышла хозяйка трактира. В светлом проеме кухонной двери на границе с мраком, царившим снаружи, ее красный передник казался почти черным, как запекшаяся кровь. Джек не сразу подал голос: в случае с Мэри надо было раз семь подумать прежде чем обнаружить свое присутствие: ударом кулака она могла свалить и лошадь. Оставалось радоваться тому, что на боку у нее не болталось абордажной сабли, но впрочем, в широких складках юбки мог прятаться нож. Джек сглотнул, набираясь духа, прежде чем позвать ее по имени: как ни неприятно ему было сознавать, но поджилки у него тряслись. Он сделал шаг из своего угла, затем второй и тихо сказал:
- Эй, Марк! Это я, Джек. Поговорить хотел без свидетелей.
Вязкая, гнетущая жара Ямайки,  даже отчасти не смягченная ночным бризом, заставляла его сердце биться чаще, а может быть, причиной тому было присутствие Мэри. Над ухом противно запел москит и Джек прихлопнул его ладонью. В тишине двора звонкий хлопок прозвучал как выстрел.

Джек рискнул сделать ещё пару шагов, приближаясь к Мэри. Он только сейчас полностью оценил выдержку и хладнокровие бывшей пиратки. И то, насколько ей было наплевать на его присутствие или отсутствие. Она его несомненно узнала, но видимо считала, что даже накостылять ему по шее за то, что он оставил ее прозябать на острове в компании горстки отщепенцев - ниже ее достоинства. Все равно, что москита прихлопнуть: ни радости от того, ни гордости за своё геройство.
- Извини, случайно с языка сорвалось, - сказал Джек. - Привык на острове. Слушай, я не ожидал, что встречу тебя здесь. Но ведь встретил- значит, так судьба распорядилась и это что-то да значит? Я виноват перед тобой, признаю. Но не надо было меня так унижать перед теми подонками, смекаешь? Я сильно тогда обозлился... Но потом, когда меня вытащили из воды матросы с голландского корабля, я им сказал, что на острове семеро горемык дожидаются спасения. Только им в другую сторону нужно было. А ты, смотрю, хорошо устроилась: видно, много золота тогда нарыли?

Бросок дайсов на результат:1,5 - Джек упал, 2,4 - удержался на ногах, 3,6 - упал и у него носом пошла кровь
[dice=9680-16]